Сыны анархии. Братва

Правая рука Крупина висела плетью, сквозь рубашку сочилась кровь из пулевой раны, полученной вчера вечером. Рыжий выстрелил в Крупина четырежды; пули прошивали его насквозь, вдребезги разнося зеркальные стены у него за спиной. Забрызганные кровью осколки рушились на умирающего – некоторые, отражая оторопь и боль русского, а некоторые – показывая Рыжему его собственные угрюмые черты. Когда стрельба прекратилась и по банкетному залу перекатывались лишь глухие ее отголоски, он отвернулся. Ему не понравилось выражение глаз в этом отражении. Он ожидал увидеть взгляд убийцы, но зеркальные осколки показали ему лишь боль.

* * *

Перед глазами Джекса расцвели черные сполохи кислородного голодания. Он колотил пятками о пол, дубасил кулаками бока Лагошина, пытался оторвать руки чудовища, но габариты и вес Лагошина подавляли все его потуги в прямом смысле. Впавший в раж русский даже не чувствовал ударов Джекса. В преддверии неминуемой смерти Теллер больше не чувствовал никаких болячек и ран – только эти руки на горле и палящую пустоту в легких.

Глядя на него сверху вниз, Лагошин осклабился, нашептывая по-русски слова, которых Джексу никогда не понять.

Свежая волна бешенства вдруг захлестнула байкера, и в последнем порыве сил он всадил кулаки в бока Лагошина, уже обдумывая следующий ход – свой последний ход. Надо дотянуться до глаз здоровенного ублюдка.

Напружинившись, уже готовый протянуть руки к хайлу Лагошина, он саданул в самый последний раз… и понял, что его кулак наткнулся в боку русского на что-то такое, чего там быть не должно. Киселю, в который превратилось его мышление, потребовалось целое драгоценное мгновение, чтобы сообразить, что это ножны. И из них торчит рукоять.

У Лагошина нож.

В безысходном отчаянии, с легкими, криком кричащими о нехватке воздуха, Джекс всадил кулак русскому в бок еще один, распоследний раз, но теперь пальцы его сомкнулись на рукоятке ножа и выхватили его. В своем ликовании Лагошин даже не заметил этого, пока клинок не проткнул ему правый бок. Ослабевшему Джексу едва хватило сил, чтобы всадить и повернуть клинок в ране, кромсая тугие мышцы и рассекая кожу.

Взревев, Лагошин свалился с него в сторону и, скорчившись, отползал назад, пока не наткнулся спиной на стену коридора. С искаженным от боли лицом посмотрел вниз вдоль бока – и увидел, что сделал Джекс, увидел рукоятку ножа, торчащую у него из бока.

Втягивая воздух в легкие рваными всхлипами, стараясь разогнать темень на периферии зрения, Джекс отполз вдоль дорожки к противоположной стене, чтобы, опираясь о нее, вскарабкаться на ноги. Привалившись к стене, он заглянул в себя глубже… глубже вдохнул… и отыскал решимость, которой недоставало его телу.

Сделав глубокий вдох, ошпаривший горло, как кипяток, Джекс ступил прочь от стены. Опустив руку, Лагошин вырвал нож из собственного бока. Кровь хлынула из раны, оросив ковер, а потом побежала широким ручьем, тут же промочившим его брюки. С глазами, горящими от жажды убийства, русский ступил к нему. Джекс ударил его в кадык. С хрипом втягивая воздух, Лагошин попятился на подкашивающихся ногах. Джекс двинулся следом, но русский, промахнув клинком через разделяющее их пространство, полоснул байкера по руке, оставив на его левом трицепсе жгучую алую риску. Порез мелкий, но нож способен на куда худшее.

– Я с наслаждением прикончу твою сестру, – прорычал Лагошин.

В коридоре громыхнули два выстрела. В торсе бугая появились две дыры. Отступив на единственный шаг, он моргнул, воззрился на Джекса, а потом на багряные кляксы, расплывающиеся у него на груди… и упал на колени. Из его горла исторгся долгий стон, а затем он свалился на бок, будто просто решил, что пора поспать.

Джекс неуверенно попятился на шаг, глядя на мертвого русского. Медленно обернулся. Увидел, что Олег лежит на боку на пропитанном кровью ковре с 9-миллиметровым пистолетом в одной руке, а другую прижимает к животу в насквозь промокшей от крови рубашке. Коридор заполнился удушливым запахом крови – его собственной, Олега и Лагошина, смешавшейся в металлическое, железистое облако, – и Джекс заставил себя забыть о своих ранах. Подойдя к Лагошину, наступил русскому на запястье, вырвал нож из его ладони и отшвырнул прочь.

– Он покойник, – простонал Олег.

Обернувшись, Джекс увидел, что его соратник пытается снова приподняться и сесть, но тщетно. Бросился к Олегу, опустившись рядом с ним на колени. Пышущая нутряным жаром кровь еще пузырилась в уголках его рта, но смерть уже подступила к нему.

– Спасибо тебе, мужик. От всей души, – сказал Джекс. – Ты только что спас мне жизнь.

Олег схватил его за руку, глядя на него с сумрачной настоятельностью слов, сил произнести которые уже не находил.

А потом взгляд его померк, хватка ослабла, и его не стало.

Джекс присел отдохнуть рядом с умершим.

Веки его смежились.

* * *

«Джеки! Очнись, брат».