Раздался дружный возглас одобрения, и даже Эгфрит улыбнулся: не зная норвежский язык, он подумал, будто викинги просто пришли в хорошее расположение духа. Разубеждать монаха никто не стал.
Следующим утром мы вошли в широкую долину, окруженную лесистыми горами. Река, изогнувшись, замедлила течение. У правого берега была пристань, длиною в пять раз превосходящая корпус «Змея». Толстые дубовые бревна потемнели от векового стояния в проточной воде.
– Это река Вурм[26]
, – сказал Винигис Сигурду, почесывая оспину на шее.– Славное название, – пробормотал Бьорн.
Ярл нахмурился:
– Я думал, мы все еще идем по Маасу.
– Мы шли по Маасу, а это Вурм, – сердито ответил франк.
Пристань вреза́лась в берег так, что причаленные к ней суда были защищены от прихотей погоды. С верхнего конца реку перегораживал небольшой мол, и корабли могли не бояться течения, даже если оно усиливалось проливным дождем или весенним паводком.
– Это и есть Экс-ля-Шапель, – сказал Винигис.
Сигурд велел Кнуту причаливать. Суда теснились вдоль всего мола, но одно из них (кнорр, нагруженный тканями) уже отвязывали. Вскоре «Змей» занял его место, а «Фьорд-Эльк» пришвартовался к нему бок о бок.
– Глядите, – сказал Брам, указав нам на три корабля, стоявшие выше.
Это были небольшие узкие ладьи с высокими носами, причаленные борт к борту. Деревянные фигуры покоились, очевидно, в трюмах, как и наш Йормунганд, но резные узоры на ширстреках показались нам похожими на норвежские.
– Они словно бы дети «Змея» и «Фьорд-Элька», – сказал я, усмехнувшись: корабли были вдвое меньше наших.
– Я бы взял один такой для жены, – ответил Брам. – Она сможет рыбачить на нем во фьорде.
На пристани собралась толпа: люди желали знать, кто мы такие. Эгфрит приветствовал их и начертил в воздухе крест, однако из его слов они поняли не больше, чем мы.
– Винигис, скажи, что олдермен Эльдред из Уэссекса прибыл засвидетельствовать почтение их императору, – произнес Сигурд, указав на своего пленного.
Тот уныло тер брошь из серебра и бронзы, которую ему приказали надеть. На нем был деревянный крест с рубинами и дорогой зеленый плащ, отороченный по вороту белым горностаем. Эльдред даже побрил лицо, оставив только усы: смазанные тюленьим жиром, они опять казались густыми и блестели, свисая ниже подбородка.
– Мерзавец снова приобрел господский вид, – сказал Пенда, харкнув и сплюнув.
– Надеюсь, он еще не забыл, как подобает себя вести господину, – проговорил я и вдруг заметил, что некоторые из франков перешептываются, пялясь на мой кровавый глаз.
– Какого черта вытаращились, ублюдки? – рыкнул Пенда. Франки подняли ладони, помотали головами и отошли прочь. – Лучше прикрой лицо, парень.
Англичанин был прав: не стоило привлекать к себе излишнее внимание. Я взял чистую полоску ткани и обвязал ее вокруг головы, спрятав глаз.
– Это же самое красивое, что у тебя есть, Ворон, – задорно произнесла Кинетрит; в уголках ее губ играла улыбка.
– Выходит, все остальное еще безобразней, – откликнулся Пенда и, помахивая мизинцем, кивнул на мой пах.
Мне захотелось влепить саксу затрещину, но Кинетрит меня опередила. Шрам на лице этого черта искривился в усмешке.
– Ворон! Идем, дитя мое, – раздался голос Эгфрита. В его глазах загорелась лисья хитринка. Он стоял рядом с Эльдредом, Улафом и Сигурдом на носу «Змея», пока остальные привязывали корабли. Сходя на пристань, викинги потягивались, поправляли кольчуги, приводили в порядок оружие и мочились с мола. – Давай, парень, у нас много дел, – крикнул монах, хлопнув в ладоши.
Я пошел. Пенда последовал за мной, не желая пропускать развлечений, которые могли выпасть мне на долю.
– Винигис говорит, что дворец императора в нескольких милях к востоку отсюда, – сказал Сигурд, кивнув в сторону оранжевой стены дубов и вязов, стоящей на краю сочно-зеленой заливной равнины.
Вдоль берега вытянулись деревянные дома, а к западу простирались скошенные поля, по которым вольно разгуливали фазаны. Наши кольчуги, шлемы, копья и топоры не приглянулись местным обитателям, и многие из них поспешили удалиться. Лишь некоторые остались на причале, словно ждали нас и хотели говорить с Эльдредом или Сигурдом.
– Мы не можем ввалиться в приемную залу к императору, будто медведи в берлогу, – сказал ярл по-английски. – Карл не станет иметь дело с такими, как мы. Потому пойдет Эльдред. – Сигурд взглянул на олдермена, чье лицо словно окаменело. – Эльдред пойдет и расскажет королю о христианской книге. Если судить по тому, что я видел своими глазами и что говорит Эгфрит, Карл захочет получить это евангелие. Оно будет ему нужнее еды, пива и женщин. Он подивится тому, как до сих пор без него жил. И даст нам за книгу все, что мы хотим. А мы хотим гору серебра, какой позавидует дракон Фафнир.
При этих словах Улаф усмехнулся. Я ничего не сказал, хотя и вспомнил: Фафниров клад был проклят, и проклятие погубило воина, который убил дракона, чтобы завладеть сокровищами. Звали того воина Сигурдом.
Ярл продолжил:
– Монах и девица тоже пойдут. Они убедят Карла в том, что он может нам доверять.