Сыны Императора (антология)

— Мы ожидаем его возвращения, — ответил Мардук. — До тех пор, великий труд должен продолжаться.

Гай Хейли. ЗОДЧИЙ ИМПЕРАТОРА

Грезы Императора распространялись на все человечество.

Но его подданные грезили о другом.

Оливье переживал самый свой мучительный кошмар. Он смотрел, как железные гиганты уничтожают толпы безликих людей, чьи абстрактные формы отрицали их принадлежность к человечеству. Угловатые, с заостренными ступнями и кистями рук, они напоминали фигурки, сложенные из листов бумаги. Но это были люди. Их крики и кровь не оставляли в этом сомнений.

Он записывал происходящее. Столько-то бумажных человечков убиты здесь, столько-то искусно уничтожены там. Оливье водил рукой так быстро, как мог. По какой-то нелепой причине средством письма ему служило старомодное перо — настоящее перо, а не автописец, который он обычно использовал в работе. Бумага нескончаемой лентой струилась у него с коленей. Он пытался записать все, что видел, и его рука мчалась по странице, запечатлевая каждый нюанс резни. Это было непередаваемо, немыслимо, однако и прекратить работу ему не удавалось. За спиной притаился некто грозный. Какой-то рассерженный призрак… Оливье всхлипнул. Почерк превратился в неразборчивые каракули, он строчил столь быстро, что перо треснуло и кисть заныла, но все же не мог не записать то, чего желал присутствующий. Бумажные человечки гибли толпами, разорванные стальными кулаками на части. Их кровь лилась подобно чернилам.

Существо придвинулось ближе. Оно хотело ему навредить.

— Взгляни на это — ну разве не прекрасно!

Он не мог это все записать!

— Оливье, проснись!

Резко проснувшись, он судорожно вздохнул. Жена приветствовала его вкрадчивой улыбкой и немым вопросом в кротких глазах.

— С тобой все в порядке? — спросила она вслух.

Оливье утер пот с лица.

— Все нормально. Нормально.

— Кошмары?

— Я же сказал, со мной все нормально, Марисса! — отрезал он.

Она как-то странно посмотрела на него. Оливье не думал, что ей известно, как сильно она стала бесить его, хотя и старался изо всех сил, чтобы она поняла. Это его тоже раздражало. Все в ней раздражало его.

Жена указала на иллюминатор возле их сидений:

— Мы прибыли!

Оливье и Марисса соединились узами брака тридцать долгих лет назад, и она взяла его родовое имя Ле Бон. Жизнь оставалась к ним благосклонна. Они принадлежали к высшему классу общества, жили и питались лучше простых граждан Империума. Их социальное положение означало, что даже транзитная яхта, перевозящая Ле Бонов с пустотного корабля, отличалась роскошью.

Сквозь бронестекло, потускневшее от ударов межпланетной пыли, было видно, как отраженный свет блестит на глади несметного числа озер и снежных шапках. Не наблюдалось ничего, заслуживающего названия океана. Почти непрерывный земной массив покрывал львиную долю поверхности, преимущественно зеленовато-коричневый и весь изрезанный горными хребтами. Если бы планеты обладали человеческими лицами, эта приобрела бы черты старой женщины. Оливье и Марисса побывали в дюжинах миров. Ле Бон давно уже получил прививку от чудес приближения к планете. Повторение делало чудесное банальным.

Марисса же сохранила инфантильную восторженность, что раздражало ее супруга. На поверхности планеты их ждала очередная неблагодарная задача — очередная бессмысленная беготня в попытке достичь невозможного и привлечь внимание существ, которым наплевать на их старания. Оливье уже опротивело все это. Но с каждым разочаровывающим поручением Марисса относилась к их работе все фанатичнее.

Это великая честь — так сказали Оливье в ордене летописцев, когда он и Марисса получили должности. Тогда они еще не были женаты, и Ле Бон поверил начальству.

Биографы примархов. Немногие избранные в братии летописцев удостаивались этого титула. Оливье и Марисса приняли его с гордостью. Теперь, спустя четыре десятилетия беготни за полубогами, которые не желали с ним говорить, Ле Бон считал гордость своего молодого «я» спесью. Он прожил жизнь впустую.

Марисса никогда не теряла энтузиазма.

— Олимпия! — благоговейно выдохнула она. — Родной мир Пертурабо, примарха Железных Воинов. Смотри, Оливье, это прекрасный мир. Прекрасный.

— Ага, — откликнулся он без особой уверенности. — Прекрасный.

Его жена предвкушала радости исполнения долга, едва ли не священного. А Оливье — наказание.

Думая, что муж не смотрит, Марисса поцеловала свою подвеску в форме аквилы. Корабль начал спуск.

— Император защищает, — прошептала она.