Сыны Императора (антология)

— Приговор требует большего, — сказал он.

Алефео замер, а потом повернулся к чашам с водой, которые использовал для очистки кисти. Он начал сливать воду в грубый глиняный кувшин. В брызгах кружила черная краска.

— Мы все должны нести бремя своей природы, — сказал Алефео, не поднимая головы и сливая краску и воду из шестой чаши.

— Должны. Это ужасно — быть носителем ярости просвещенной эпохи.

Алефео повернулся, когда услышал тихий звон металла о каменный пол.

У ног Сангвиния лежал шлем. На Алефео пустыми глазами смотрело безмятежное лицо, отлитое в тусклом серебре. Ее щеки отмечали капли слез, а макушку венчал лучистый ореол. Это была посмертная маска, созданная умирающим братом легиона в последние часы его жизни, а затем отлитая в серебре. Такие носили только те, кто отказывался от своих имен и служил в рядах разрушителей легиона. Скрыть лицо под такой маской означало принять бремя жестокости, необходимого зла в эпоху просвещения и войны. Это бремя разделяли все в легионе, принимая и оставляя его после выполнения задания.

— Я назначу тебя Господством[1] Воинства разрушения, — сказал Сангвиний.

Алефео посмотрел на шлем, но не подобрал его. Он все еще держал в руках седьмую чашу с водой. Поверхность жидкости была зеркально-гладкой.

— Конечно, милорд, — сказал воин, не забывая контролировать свой голос.

— В этой миссии ты не будешь собой, мой сын. Ты станешь своей задачей. Алефео умрет на то время, пока твои руки будут заняты делом.

— Но вы всегда остаетесь самим собой, милорд. Если я должен участвовать в этом, почему мне даровано прощение анонимностью, в то время как вам — нет?

Ангел улыбнулся, и на лице мелькнула боль. Его выражение в равной степени демонстрировало любовь и печаль.

— Вы все созданы из людей, мой сын. Я — нет. Я не могу отбросить тьму, которую мы должны нести. Она — это я. В тени моих крыльев увядает жизнь, а земля пропитывается кровью.

Алефео склонил голову и опустился на колени, чтобы взять шлем.

Затем он встал, продолжая сжимать в другой руке чашу с окрашенной черным водой.

— Я стану смертью, — сказал он и вылил содержимое седьмой чаши на каменный пол.

Вокруг меня спускаются мои сыновья. Они разбрасывают гранаты, словно семена. Фосфекс загорается белым пламенем и разъедает камни домов. Радиационные гранаты падают и замирают среди растущих пожаров. Они убьют не сейчас. Они останутся здесь, тени нашего пребывания.

Из башен высыпаются солдаты. Свет рассеивается от углов их черных блестящих доспехов. Один из моих сынов приземляется на вершину башни. Пусковая установка в его руках ревет — радиационная ракета взрывается в плотной группе солдат. Я ощущаю соленый привкус урана и бария в воздухе.