«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825

В то же время, когда проходили выборы, в Министерстве духовных дел и народного просвещения рассматривались поданные ранее Зонненбергом и Диллоном проекты и прошения. Зонненберг особенно протестовал против того пункта Положения 1804 г., согласно которому евреи, занимавшие должности в органах городского самоуправления и выезжающие за пределы черты оседлости, должны были носить европейскую одежду и брить бороды. 2 августа 1818 г. Голицын сообщал в отношении к министру полиции о «высочайшем повелении» 23 июля того же года, «чтобы до нового общего устава о евреях не было им в столицах и внутренних губерниях никакого принуждения в костюме»[938]. Вопрос об одежде был одним из центральных для еврейских депутатов созыва 1807 г. и для «поверенных от евреев» при Третьем еврейском комитете в 1809–1812 гг. В данном случае еврейские депутаты, в отличие от своих предшественников, не пытались отстоять традиционную одежду обращением к патриотическим и эстетическим чувствам адресатов, а прямо заявили о том, что перемена традиционного облика является для еврея нарушением религиозных заповедей («не стричь края головы»[939] и др.). Возможно, выбор такой стратегии был связан с ориентацией на «консервативные» убеждения адресатов, которые, по мнению депутатов, могли поддержать защиту любых традиционных религиозных ценностей.

17 сентября 1818 г. Голицын представил Комитету министров записку об утверждении избранных в Вильно «депутатов от еврейских обществ»[940]. По мнению Комитета, еврейские депутаты должны были быть утверждены лично императором, что и было сделано 4 января 1819 г.[941] Утверждение депутатов на таком высоком уровне могло отражать как повышение статуса депутации в системе правительственных учреждений, так и опасения министров, которым понадобилась дополнительная санкция со стороны Александра I для легитимации результатов выборов, инициированных самим же императором.

30 января 1819 г. в «предписании» депутату Зонненбергу Голицын поручал ему сообщить о состоявшемся «высочайшем утверждении» его «товарищам» Лапковскому и Айзенштадту: «Поспешите приехать вместе с ними в Санкт-Петербург для исполнения возлагаемой на Вас и на них должности»[942]. Таким образом, статус депутата определяется как «должность» при Министерстве духовных дел и народного просвещения, связанная с определенными правами и обязанностями. Одновременно Голицын предписал гродненскому, витебскому и могилевскому губернаторам взыскать с «еврейских обществ» управляемых ими губерний по 50 червонцев на путевые издержки депутатов. Это были «еврейские общества» тех губерний, где проживали депутаты: З. Зонненберг (Гродно), Б. Лапковский (Витебск), М. Айзенштадт (Шклов Могилевской губернии)[943]. Возможно, в этом распоряжении отразился и принцип регионального представительства: поездку в Петербург депутатов «от всего еврейского народа» должны были оплачивать только те губернские «еврейские общества», которые в свое время делегировали их в качестве кандидатов на виленское собрание.

Утверждение депутатов не обошлось без скандала. Литовский военный губернатор сообщил Голицыну о том, что Эпштейн до сих пор находится под следствием за упоминавшиеся выше злоупотребления по квартирной комиссии. Министр духовных дел потребовал по этому поводу объяснений от единственного депутата, находившегося на тот момент в столице, – Зонненберга, который, несмотря на постоянные конфликты с остальными членами депутации, на этот раз выступил в их защиту и заявил, что и выборщики, и избранные ими депутаты и «добавочные особы» – «люди хорошие», а Эпштейн, «подвергшись следствию по неосновательным жалобам людей незначительных, уповательно [т. е. можно надеяться, что] оправдается»[944], в особенности если ему будет оказана поддержка со стороны министра, что, видимо, и произошло.

Еврейская депутация от реорганизации до упразднения

По пути в столицу осенью 1818 г. Зонненберг и его секретарь Ицхак Сассон посетили йешиву Хаима Воложинера. Ученики йешивы, согласно запискам Сассона, «перешептывались и нехорошо посматривали», ведь депутатам предстояло жить в «городе великом среди народов: Петербурге», о котором «все тогда говорили: “никто из вошедших не возвращается”»[945]. Последняя фраза представляет собой цитату из библейской Книги Притчей Соломоновых, где говорится о женщине, завлекающей молодых людей: «Дом ее ведет к смерти, и стези ее – к мертвецам; Никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни»[946]. Цитата использовалась в позднейшей религиозной литературе по отношению к изучению светских наук и философии, отвлекающих еврея от изучения Торы[947]. Уподобление города женщине связано также с грамматическими особенностями древнееврейского языка, в котором слово «город» – женского рода. При всех разногласиях между хасидами и миснагидами, их объединял общий комплекс мистических представлений. Петербург осмыслялся и теми и другими как «обратная сторона Иерусалима», средоточие зла.