«Сыны Рахили»

На то, что еврейские депутаты, несмотря на временное прекращение их деятельности, продолжали восприниматься властью как активный и потенциально опасный элемент еврейской общинной жизни, указывают материалы следствия по злоупотреблениям упоминавшегося выше цадика Дов-Бера Шнеерсона, якобы вымогавшего деньги у своей паствы. Следствие проводилось генерал-губернатором Витебской, Могилевской и Смоленской губерний осенью 1825 г. В числе бумаг, конфискованных у цадика, особое место занимало постановление собрания еврейских общинных лидеров в Любавичах о сборе дополнительных средств для еврейских депутатов, которое проводившие следствие чиновники особых поручений датировали 1824 г.[1061] Однако, как показывает содержание самого документа, эта датировка была произвольной. Постановление известно только в переводе «присяжного с разных языков переводчика» при Витебском губернском правлении Исая Финкельштейна, который не обнаружил там никакой даты, а среди участников собрания фигурируют умерший до лета 1816 г. Ханох-Генех Шик[1062] и умерший в 1819 г. Зискинд Леви из Люцина[1063]. Таким образом, мы можем предложить иную датировку постановления: не ранее 1813 г. (установление хасидского двора в Любавичах) – не позднее первой половины 1816 г. (крайняя дата смерти Х.-Г. Шика). Перестановка дат была нужна следователям, чтобы «осовременить» подозрительные акции, в которых принимал участие цадик, и тем самым усугубить его вину. Вызывает интерес состав собрания: наряду с хасидскими деятелями там принимали участие шкловский раввин Ханох-Генех Шик, известный как непримиримый противник хасидов и лично Шнеура Залмана[1064], и упомянутый выше З. Леви. Собрание во главе с Дов-Бером Шнеерсоном постановило «послать достойных лиц в столицу Петербург для совокупления [sic!; здесь в значении: «объединение». – О. М.] тамо с общественными депутатами, чтобы помощь могли находить по благому совету с достойными лицами»[1065]. Таким образом, собравшиеся, большинство из которых составляли хасиды, решали вопрос о сборе денег в пользу депутатов-миснагидов (Диллона и Зонненберга). То, что данное постановление было использовано на суде над цадиком, указывает на изменение роли еврейских депутатов в официальном российском дискурсе. Связи с ними теперь определялись властью как изначально предосудительные.

Айзенштадт, несмотря на распоряжение министра народного просвещения Шишкова объявить ему лично о приостановке деятельности депутации[1066], которое было, вероятно, выполнено местными властями, в конце августа 1826 г. во время проезда великого князя Константина Павловича через Оршу явился к нему с прошением и «называл себя депутатом еврейского народа»[1067]. Выяснилось, что великий князь не знал, «продолжается ли существование означенных депутатов и имеют ли право носить сие наименование доныне»[1068]. Он пожелал узнать, «не производятся ли мимо ведома начальства по кагалам в пользу депутатов денежные сборы и не даны ли им от еврейских обществ и кому именно какие-либо новые доверенности и в чем оные состоят»[1069]. Все губернаторы, от которых Константин Павлович потребовал объяснений по этому поводу, заявили, что ни об упразднении депутации, ни о новых «происках» депутатов никаких сведений не имеют[1070]. Эти источники позволяют предположить, что факт упразднения депутации воспринимался далеко не так однозначно и категорично, как ранее было принято считать.

Исследование истории еврейской депутации позволяет существенно скорректировать представляющееся нам весьма поверхностным утверждение А. Каппелера, что «у евреев не было сопоставимой с дворянством элиты, с которой можно было сотрудничать»[1071] российской власти. В еврейском обществе существовала прослойка, которая вполне вполне осознавалась самими евреями как патрициат. Все без исключения еврейские депутаты 1812–1825 гг. происходили из этой среды. При этом необходимо отметить влияние на некоторых из них культурных течений, во многом противоположных друг другу, – хасидизма и еврейского Просвещения. Депутация 1812–1825 гг. действовала в рамках бюрократических практик Российской империи и одновременно использовала традиционный дискурс для коммуникации с еврейским населением. Проект сотрудничества власти и традиционной еврейской элиты не был в полной мере осуществлен. К конфликтам и взаимонепониманию вело стремление власти превратить депутацию в бюрократическое учреждение, регламентирующее жизнь российских евреев на основе традиционного еврейского права, и постоянные подозрения властей в том, что депутаты являются главными «зачинщиками» беспорядков в еврейской среде.

Наряду с официальной депутацией в исследуемый период существовали другие формы еврейского представительства. Условия возникновения альтернативных форм выражения интересов тех или иных групп еврейства, их функционирование и восприятие властями послужат предметом рассмотрения в нижеследующих разделах данной главы.

«Поверенные от евреев»