Сыны Солнца

Мужчины, несшие тело, боязливо ускорили шаги, и по откосу быстро поднялись в лес. Там, у самого муравейника, они положили тело и нагромоздили на него тяжелые камни. Через год, когда бесчисленные полчища муравьев дочиста обглодают останки, скелет покроют красной краской и вместе с оружием, украшениями покойного и подношениями из съестных припасов, которые ему пригодятся в будущей жизни, торжественно похоронят в глубине пещеры, служившей фамильным склепом для всей семьи.

В знак траура близкие родственницы женского пола выкрасили себе волосы, лицо и тело белой краской — смесью из извести и глины. Приличие требовало, чтобы Лиласитэ тоже поступила подобным образом, так как все ее считали невестой покойного Юло. Но этот лицемерный поступок был противен ее откровенной натуре, да никто на этом и не настаивал. У яванов были теперь более важные заботы.

Уже целых две недели упорно дули северо-восточные ветры, подымая столбы густой белой пыли и вынуждая жителей селения поглубже забираться в свои пещеры. Свирепствовавшая жестокая лихорадка особенно косила детей. Лишенное возможности выйти из пещер население стало питаться припрятанным про запас мясом. Медведи, ослепленные тучами носившейся в воздухе пыли, спустились с гор и рыскали в поисках убежища. Как-то ночью медведь забрался в пещеру, искалечил там одного человека и загрыз двух женщин с детьми. С наступлением вечера эти страшные хищники наводняли селение. Нередко пытались они проникнуть в пещеру вождя, где нашли себе приют Таламара и Куа. Наутро камни, закрывавшие вход, оказывались изборожденными следами их страшных когтей.

Накануне того дня, когда послы с Сены собирались отправиться к себе домой, в селение пришли странствующие торговцы с дальних берегов синего моря. Вместе с предназначенными для обмена на иглы раковинами, они принесли странные вести. Они рассказывали о громадном скоплении народов у подножия Альп; туда же нахлынули и маленького роста черные люди с курчавыми волосами, а за ними шли и теснили их явившиеся из-за далеких морей еще другие народы. Тревога распространялась от одного племени к другому и яваны с берегов Средиземного моря уже готовились покинуть свои области и переселиться на запад.

На вопрос, где теперь живет знаменитый мастер, изготовлявший иглы, странствующие торговцы получили сбивчивые ответы. Ни у кого не поворачивался язык, чтобы открыто сознаться в своем позорном поступке. Торговцы, взбешенные тем, что пришли напрасно, стали всячески поносить и проклинать дикарей, изгнавших величайшего из яванов.

Вскоре новое обстоятельство еще больше обострило чувство раскаяния, овладевшее обитателями Везера.

Несмотря на то, что прошло уже два месяца с тех пор, как Минати исчез из селения, все утешали себя надеждой, что он нашел себе приют среди одного из южных племен на Гаронне или у подножия Пиренеев, и все были уверены, что он как-нибудь вернется повидать свою мать. Но время шло и доходившие от соседних племен сведения не приносили ничего нового о беглеце. Тем не менее, яваны с Дордони все еще продолжали упорно верить, что человек, умеющий метать молнии, не окончательно потерян для их племени и, когда он вернется, боги простят им их преступление.

Однажды, преследуя стадо киангов, охотники заблудились в восточных дремучих лесах и нашли там в пещере тонкой работы кожаную сумку. В ней были костяные иглы и служившие для обмена раковины. Таламара признала в ней сумку, взятую ее сыном в ночь бегства. Изощренные в искусстве толкования разных примет, охотники по сумке восстановили всю картину трагического происшествия: во время сна на Минати напали кочевники-груандисы.

На матъ это известие не произвело никакого впечатления; казалось, она уже знала о случившемся. Она лишь повторяла загадочные слова, которые Лиласитэ и Куа уже и раньше часто слышали от нее:

— Я всегда с ним, так как душа моя неотступно следует за каждым его шагом.

Спокойствие матери показалось непонятным народу, у которого кровь стыла в жилах от ужаса. Изгнанный ими из селения избранник богов оказался пленником груандисов — этих людей-зверей, питавшихся человеческим мясом, когда у них ощущался недостаток дичи. Яваны почувствовали себя виновниками его гибели и каждый обвинял себя в сообщничестве. Даже Медвежья Лапа и тот открыто раскаялся и торжественно поклялся принести в жертву богам сустав своей левой руки, чтобы искупить свой грех.

А дурные вести, как из рога изобилия, продолжали сыпаться на яванов. Однажды ночью они были разбужены доносившимися откуда-то издалека дикими воплями. Выйдя из пещер, они увидели на западе, на вершинах гор, пылающие костры; оттуда-то и неслись вопли. Лишь наутро хватились, что рабы ночью бежали из пещер, повинуясь подаваемым их соплеменниками с горных вершин сигналам.