Какое-то тихое, монотонное постукивание, как будто мотыльки бились об абажур или кто-то кончиками ногтей постукивал по крышке стола, принимая решение. Неприятный скрежет кресла, отодвигаемого назад. Вот выдвинули и вернули на место ящик стола. Потом снова тишина. И где-то там, на ее фоне, слабое пение и вздохи, легкий электронный шумок – обычный звук в снятой трубке, хотя и казалось, что он шел из какого-то глубокого, лишенного воздуха места, какого-то огромного черного корыта, которое Кэлли сейчас невольно подслушивал. Он слышал, как звуки, доносящиеся из комнаты, и звуки из того, другого, черного места, как бы оркеструя друг друга, создавали мелодию, медленную и меланхоличную.
Кто-то вошел в комнату, но ничего не говорил. Кэлли прикрыл глаза, словно это могло ему помочь.
– Надолго ты уезжаешь? – донесся голос Нины.
Она, должно быть, принесла Кемпу выпить или что-нибудь поесть, потому что Кэлли услышал легкий стук тарелки или чашки, поставленной на стол. Кемп сказал:
– Спасибо. – И потом: – До вечера пятницы.
– Ненавижу, когда ты уезжаешь. – Голос Нины был бесстрастный, глуховатый, словно песок, гонимый ветром, ударялся о скалу.
– Я знаю. Это ненадолго. Здесь будет Генри. А Айра Санчес сделает все, что может тебе понадобиться.
Кемпа что-то отвлекло. Кэлли представил, как он, уткнувшись в бумаги, рассеянно протягивает руку к бутерброду, который она ему принесла.
– Генри словно и не знает, что я существую.
– Он будет здесь, если он нужен тебе.
– И у него глаза холодные, как у рыбы.
– Он всего лишь слуга, как и все остальные, – сказал Кемп. – Ты можешь попросить его обо всем, что только захочешь.
В голосе Нины послышался внезапный взрыв ярости.
– Я не желаю с ним разговаривать, у него рыбьи глаза. – И почти мгновенно совсем другой, мягкий тон: – Я сегодня днем видела сон. Я чувствовала себя неважно, поэтому легла поспать, и снова мне приснилось это животное.
– Это всего лишь сон, – сказал Кемп. – Он тебе слишком уж нравится.
– Это какая-то росомаха, – сказала Нина, словно и не слыша своего отца. – Но ты бы никогда не узнал ее, потому что туловище у нее длиннее, значительно длиннее, словно ей нужны дополнительные ноги. Она такая же, как росомаха... но нет, это что-то другое, какой-то гибрид. И вот она далеко-далеко простирается над землей, над горами у того места, из которого она вылезает, ну это что-то вроде пещеры. У нее красный, такой густой мех, такая острая мордочка и изящные уши. Рот у нее никогда до конца не закрывается, так что всегда видны клыки. А когда она останавливается и начинает принюхиваться, эти клыки стучат, а потом она идет дальше, струится низко над землей. Она начинает бежать, и ее спина изгибается волнами от движения, особенно когда она преодолевает какое-нибудь препятствие. Ее нельзя разглядеть...
– Такого животного не существует, – с явным напряжением в голосе сказал Кемп.
– ...в розах.
Каблуки ботинок Кемпа простучали по деревянному полу, потом их звук заглушил ковер. Молчание. Потом Кемп сказал:
– Мне еще надо поработать.
Нина заговорила негромко, но ярость ее возрастала.
– Я попрошу Айру Санчеса отвезти меня в город и найду там какую-нибудь работу, найду какое-нибудь жилье, и тогда ты меня только и увидишь! Я вообще уеду... ну, куда-нибудь, вот в Лос-Анджелес, и стану жить там – и тогда ты меня вообще больше не увидишь, никогда!
– Поезжай, – сказал Кемп. – За чем же дело?
Легкие, быстрые шаги и стук захлопнувшейся двери.
Молчание. И на его фоне какие-то шепотки. Звуки из снятой трубки, не более того, словно ты прислушиваешься к природе, к каким-то перемещениям в пространстве. Но Кэлли, изо всех сил напрягая слух, слушал, как будто в этот миг говорилось нечто решающее, как будто могли шушукаться о нем. Он подождал минут пять, следя за этим молчанием, за этим шушуканьем, разделявшим его и Гуго Кемпа. А потом он набрал номер Элен.
«Я не могу подойти к телефону в данный момент, – сказал ее голос, – но если вы оставите сообщение, я вам перезвоню».
Кэлли с удивлением обнаружил, что он так и держал трубку до конца записи, но ничего не сказал.
Где-то позади, на фоне его сна, слышалось журчание фонтана. Из этого звука возник поток, вдоль которого он уходил далеко-далеко в пустыню. Кто-то шел рядом с ним, но всякий раз, когда он поворачивался взглянуть на своего спутника, тот, казалось, отступал назад, чтобы просто выйти из поля зрения. Логика сна позволила ему подняться в воздух, он как будто летел. Он слышал грохот лопастей винтов вертолета прямо над своей головой. Было ясно, что он пассажир, хотя при этом он не находился в самой машине и вообще даже не видел ее. Далеко внизу на солнце искрился водный поток.