Сыр и черви. Картина мира одного мельника жившего в XVI веке

Из материалов следствия нелегко составить представление о том, какой отклик встречали слова Меноккио у односельчан: никто, разумеется, не объявлял, что относится с одобрением к речам подозреваемого в ереси. Многие торопились поделиться с генеральным викарием, который вел следствие, своим негодованием. «Послушай, Меноккио, ради Бога, оставь эти речи», — так увещевал его Доменико Мелькиори. А вот что говорит Джулиано Стефанут: «Я не раз ему твердил, когда, например, нам случалось вместе идти в Гриццо, что хотя он мне как брат, но его слова о вере мне не по сердцу, и в этом деле мы с ним врозь, и пусть меня сто раз убьют и потом вернут к жизни, я все равно за веру головы не пожалею». Священник Андреа Бионима предупреждал Меноккио, что добром тот не кончит: «Лучше бы тебе помолчать, Доменико, как бы не пришлось потом каяться». Еще один свидетель, Джованни Поволедо, обращаясь к генеральному викарию, даже дал идеям Меноккио определение, пусть и несколько расплывчатое: «У него дурная слава, говорят, что он из последышей Лютера». Однако верить на слово этим свидетелям не следует. Почти все опрошенные заявляли, что знают Меноккио давно: некоторые тридцать, некоторые сорок, некоторые двадцать пять или двадцать лет. Даниэле Фассета говорил, что знаком с ним с «малолетства, ведь мы из одного прихода». По всей видимости, многие высказывания Меноккио делались не вчера, а «много лет» назад, иные — лет тридцать назад12. И за все эти годы на него не было ни одного доноса. Его речи были известны всем: люди их повторяли — быть может, удивляясь, быть может, задумчиво покачивая головой. В свидетельствах, собранных генеральным викарием, не чувствуется враждебности в отношении Меноккио: в крайнем случае, некоторое неодобрение. Правда, среди них есть свидетельства родственников, например, Франческо Фассета или Бартоломео ди Андреа, двоюродного брата его жены, назвавшего его «достойным» человеком. Но даже тот Джулиано Стефанут, который резко выступал против Меноккио и клялся, что готов умереть за веру, признался тем не менее, что он ему «как брат». Этот мельник, в свое время и деревенский подеста и приходский староста, не был, конечно, парией в своем Монтереале. Много лет спустя, во время второго процесса один свидетель скажет: «Он со всеми в дружбе и в приятельстве». И все же донос на него был сделан, и следствию был дан ход.

Сыновья Меноккио, как мы убедимся ниже, сразу распознали в анонимном доносчике священника местного прихода, дона Одорико Вораи. Они не ошиблись. Между ним и Меноккио давно установилась вражда: Меноккио в течение четырех лет даже исповедоваться ходил в другую церковь. Правда, показания Вораи, заключавшие следственную часть процесса, были нарочито расплывчатыми: «Я в точности не помню, что он говорил — память у меня уже не та и других дел много». Ясно, что никто лучше него не мог осведомить инквизицию об истинном положении дел, однако генеральный викарий не стал настаивать. В этом не было нужды: именно Вораи по наущению другого священника, дона Оттавио Монтереале, из семьи местных синьоров, представил в инквизицию подробный донос, на основании которого генеральный викарий и формулировал в дальнейшем вопросы к свидетелям13.

Эта враждебность местного духовенства легко объяснима. Как мы уже видели, Меноккио не признавал за церковной иерархией никакого авторитета в вопросах веры. «Ох, уж эти папы, прелаты, попы! Он говорил это с издевкой, потому что не верил им», — это свидетельство Доменико Мелькиори. Проповедуя день за днем на улицах и в трактирах, Меноккио не мог не подрывать авторитет приходского священника14. Но о чем в конце концов были его речи?

Начнем с того, что он не только богохульствовал «без всякого удержу», но утверждал, что богохульство — не грех (как уточняет другой свидетель, это не грех в отношении святых, но грех в отношении Бога), добавляя не без сарказма: «у каждого свое ремесло — кто пашет, кто сеет, а кто Бога хулит». Далее, он выступал с весьма странными утверждениями, которые его односельчане доводили до сведения генерального викария в виде еще более туманном. К примеру: «воздух — это Бог, а земля — наша матерь»; «что, по-вашему, Бог? Бог — это малое дуновение и все то, что люди воображают»; «все, что мы видим, — это Бог, и мы тоже боги»; «небо, земля, море, воздух, бездна и ад — все это Бог»; «зря вы думаете, что Иисус Христос родился от девы Марии; такого быть не может, что она его родила и осталась непорочной: тут не обошлось без какого-нибудь доброго молодца». Наконец, он говорил, что у него есть запрещенные книги и, в частности, Библия на народном языке: «всегда он спорит то с тем, то с другим, и у него есть Библия на нашем языке, и он все из нее берет, и сбить его с точки никак нельзя».