Сыр (сборник)

Подкрутил кран. Посидел на кровати, оглядывая темноту.

Немного помешкав, вытащил из ящика стола тетрадку, вырвал разлинованный лист и набросал несколько строк, низко склоняясь над бумагой, так, что затылок едва выглядывал из-за плеч:

«Простите меня.

Больше никаких мыслей.

Оскар»

Солнце стояло невысоко; хотелось вдыхать как можно глубже, впитать бирюзовый воздух и начать с послезавтра, легко перепрыгнув завтрашний день. Всё было готово. Я был готов к большому взрыву, из которого по уже давно свершённым подсчётам должны родиться новые тела, достаточно обширные и многочисленные для того, чтобы в них нашлось место для не такого уж крупного мальчика.

Взрыв прогремел ровно через пятнадцать минут; я не обернулся. Осень в тот год миновала чуть-чуть быстрее обычного: в одно светлое утро деревья как по команде скинули все до единого свои листья.

Первое письмо маленькой Иды, не вовремя

Я думала, я думаю, не надо всё это было. Я приду ещё, но ты не смотрел бы так. Не надо так смотреть. Лучше не приходи больше или за деревьями прячься, только не выдавай, что ты здесь. Чтобы я не знала, а то я знаю много, я имя твоё знаю, и как у тебя волосы от ветра вбок улетают, а не надо этого лучше мне знать, не приходи.

Ида

По правде

Оскар – не настоящее имя. Никто не называется настоящими именами. А это, оно сразу было подходящее, такое блестящее, звонко вращающееся на ребре, как медалька. И острое, как оса, как жало, как Стинг. И ещё круглое. А круг – это всегда хорошо.

Что?

– А ещё я знаешь, чего никак не пойму? Вот как когда в книгах пишут, один единственный день на пятьсот страниц, то есть, каждый шаг и поворот, и кто что сказал точно-точно каждое слово. И каждую мысль, даже которую через секунду и не вспомнишь. Так ведь не может быть, чтобы всё помнить? Ну, я понимаю, что это в книгах, что придумали, но вот когда хотят всё по правде написать, понятно же, что так не получится, хоть ты через голову перепрыгни, не получится такого в жизни сделать.

Эм, кажется, выдохся и замолк, думая о своём. Я молчал, потому что нечего было отвечать. Мы сидели у него в кухне, и я прихлёбывал; он сидел напротив, глядя в пустоту.

– Или вот знаешь, когда взгляды. Когда пишут, что он посмотрел так-то и так-то, смерил презрительно, или с жалостью, или ничего не выражая, или хитро или ещё как. Вот я сам про себя не знаю, как я. И про другого не знаю, вот я напишу, что у него в глазах предательство Родины, а там прикидывают, каких конфет нужно для счастья, вот как тут угадать? Мне покажется, а на самом деле тот, который со взглядом, совсем другое хочет показать. Или, может, он просто всегда немножко свысока глядит, а я на свой счёт принимаю?

Мы опять помолчали. Я ждал, что Эм скажет ещё что-нибудь.

– У меня замысел, – начал он, оживая.

Замыслы были обычным делом.

– Какой?

– Сейчас. Подожди, я сейчас выйду и войду.

Он и в самом деле вдруг поднялся, вышел, задев по пути угол стола, и быстро вернулся на своё место с листом бумаги в руках. Лист он положил перед собой. Откуда-то из воздуха извлеклась ручка. Но ни на то, ни на другое он даже не смотрел.

– Я хочу написать о динозавре, от первого лица. Знаешь, как это сейчас делают, ну, вроде дневник. Интернет-дневник динозавра, трудности, он будет у меня травоядный, один динозавр на сто километров вокруг, ему будет очень не по себе.

Эм что-то писал на своей бумаге печатными буквами, всё так же не глядя, как будто бы неосознанно. Я покосился на лист и попытался разобрать строчки вверх ногами.

– И так день за днём, у него будут очень короткие записи, потому что лапы, понимаешь?

– Ну да, лапы.

– Очень большие лапы. В конце концов, он нечаянно сломает компьютер, на котором пишет, и всем станет очень грустно и непонятно.

– Он начнёт жить обычной жизнью.

– Кто? Динозавр? Да, так и будет.

Он заштриховал всё и начал придавать строчкам силуэт длинношеего динозавра.

– Мне надо домой. Завтра загляну ещё.

– До завтра, Оскар.

– До завтра.

– Это будет диплодок? – я показал на рисунок.

– Да кто его знает. Я все эти названия давно позабыл. А жаль. Значит, диплодок. Ты возьми его себе, пусть у тебя будет.

– Спасибо, – я взял диплодока. – Пусть будет. До завтра.

– До завтра.

Цветы для маленькой Иды (Предчувствия)

Я всё время задаюсь вопросами, и это мешает. Мне говорят – ты ещё маленькая. Мне говорят – не путайся под ногами. Делай уроки. Пора ложиться спать. Поздоровайся. Поправь платье. Ешь. А мне уже десять, я задаюсь вопросами, почему я такая маленькая? Ведь я очень старая.

Если наморщить лоб, то увидишь себя через тысячу лет. Похожую на кору дерева. Когда я стану деревом? Это будет больно или можно потерпеть?

Когда я начала гулять одна, а я начала не так давно, я стала каждый день заходить чуть подальше. Сначала около стен дома, потом до скамеек, потом меня уже не было видно за листьями, а потом до забора, но дальше забора уйти я не могла, никак не могла.