Сыщик

Снова свисток локомотива. Пока багажный кондуктор занимался своей выгрузкой и нагрузкой, пассажир внимательно осмотрел медную дощечку, но не сказал ни слова. Поезд подошел к станции Трейза, и здесь он должен был выйти, чтобы приобрести билет. Здесь сошло много пассажиров и мест освободилось достаточно.

– Куда едете?

– Во Франкфурт.

– Пожалуйте в передний вагон.

Пассажир прошел вдоль вагонов и заглянул в несколько купе. В одном из них сидели господин и дама. Господин был в синих очках. Пассажир вошел к ним в купе, поклонился и уселся в углу.

Господину в синих очках это, по-видимому, не понравилось. Он стал смотреть в окно с таким видом, как будто хотел позвать кондуктора и затем бросил пытливый взгляд на нового пассажира. Но тот, не обратив внимания, положил свои вещи на сетку и сел поудобнее.

– Ваш билет…

– Извольте.

– Но у вас – билет первого класса.

– В первом классе едут несколько дам и курить нельзя. А так как я увидел, что здесь господин курит, то и занял место здесь. Надеюсь, дама, сидящая здесь, разрешит мне закурить сигару.

Последние слова, наполовину обращенные к даме, не произвели никакого впечатления и не вызвали перемены на её лице. Она, видимо, не понимала языка.

Кондуктор пробил билет, и пассажиры остались одни. Тогда незнакомец прибег к своему приему: вынул из кармана пачку с сигарами, достал одну и обратился с речью к господину:

– Мне показалось, что дама не поняла моего вопроса. Разрешает ли она закурить в её присутствии?

– Вы говорите по английски? – ответил господин вопросом на английском языке. – Я не понимаю по-немецки.

– К сожалению, не говорю, – ответил незнакомец по немецки и пожал плечами. Разговор при таких условиях завязаться не мог, но жест был так ясен, что господин в синих очках протянул своему спутнику, появление которого сначала вызвало неудовольствие, свою горящую сигару. Тот взял ее, закурил и возвратил с благодарностью.

Дама сидела вполуоборот и смотрела в окно. Незнакомец невольно бросил на нее взгляд и должен был сознаться, что во всю свою жизнь он очень редко встречал такое красивое личико, такие правильные черты и такой неподдельный цвет кожи. Как она – эта девушка или дама должна быть хороша, когда она улыбнется; теперь же на лице её были написаны твердость и гордость и, может быть, досада на то, что в купе вторгся посторонний. Её сжатыя губки выражали недовольство и какую-то жесткость, – что к ней очень не шло.

Господин в синих очках и дама перекинулись коротким разговором, на который пассажир, казалось, не обратил никакого внимания. Он вынул из кармана путеводитель и стал перелистывать его. Дама, не отрывая своего взгляда от расстилавшегося перед нею ландшафта, спросила по-английски:

– Кто этот незнакомый господин?

– Не знаю, – ответил её спутник; – но его присутствие не должно нас стеснять: он не понимает по-английски.

– Но он смахивает на англичанина.

– Сомневаюсь, – засмеялся господин в очках. – Его платье – совсем не английского покроя, чемодан – немецкий и путеводитель – тоже.

– Он мне неприятен. Нам следовало бы ехать в первом классе.

– Это, душа моя, не спасло бы нас от его присутствия. У него тоже билет первого класса, и он поместился здесь только потому, что видел, что я курю.

– Ах, это твое курение!..

Разговор прервался и господин в синих очках бросил ещё раз испытующий взгляд на соседа, который не обращал ни на что внимания и был весь целиком погружен в свою сигару и книгу. По временам господин в очках поглядывал в обе стороны на мелькавшие пейзажи и, будто мимоходом, скользил взглядом по незнакомцу.

Господин в очках обладал красивой и стройной фигурой, был изящно и даже чересчур заботливо одет, как человек, который старается придать себе вид важной особы. Руки его действительно заключали в себе что-то аристократическое: они были белы и нежны. Во время разговора он показывал два ряда безукоризненно белых зубов. Волосы его были темны и слегка вились, но усы были совсем черные, как будто накрашенные. Глаза трудно было рассмотреть за синими стеклами очков. Несмотря на то, что говорил он, как казалось, только по-английски, его одежда была сшита по французской моде. Но молодая дама по дорожному костюму, по украшениям и по чертам лица резко напоминала англичанку. Её спутника можно было скорее принять за француза, нежели за сына Альбиона.

Довольно много станций они проехали, занимая купе только втроем. Дама устала и стала дремать – насколько это допускала качка вагона. Но в Гиссене оказался новый прилив пассажиров и в купе вошли ещё господин и дама – оба англичане. Дама, не взирая на свой довольно приличный возраст, была в длинных, завитых в виде стружек локонах, спускавшихся почти до пояса; господин – в широкополой войлочной черной шляпе, с маленькими, тощенькими усиками и с сигарою во рту, служащей воспоминанием о путешествии по материку, – воспоминанием, которое тотчас же исчезнет, как только владелец её снова ступит на родную землю.