– Ты Игнатова не знаешь? – поразился Чуча. – У него магазин на рынке, цветами торгует. И между прочим, Колумбиец ему родня. Почти. То есть не сам Колумбиец, а Федя Жженый, который у Колумбийца правая рука. Игнатов ему то ли дядя, то ли брат троюродный.
– Зовут его как?
– Кого?
– Игнатова.
– А хрен знает, вроде Владимир. Точно. Владимир Владимирович. Так его Федя называл. Мужик в уважухе. Сын герой и все такое.
– Где живет?
– Да он весь день на рынке, в магазине своем. Сына когда убили, жена Игнатова слегла и того… больше не встала. Прямиком на кладбище, короче. Он с дочерью живет. С Сонькой. Она не то чтобы дура, но с большой придурью. Да еще хромает и рукой дергает. Хотя по хозяйству справляется и не уродина. Пока жена была жива, Игнатов дочку мечтал замуж выдать, деньги неплохие обещал, в смысле тому, кто на девку позарится, но с рук не сбыл, потому что очень разборчивый. Этот не такой, и тот не годится. Выбирал, короче. А потом, когда жены не стало, видать, решил, что баба в доме самому нужна. Но девка жениха сама нашла. До ЗАГСа бы она его вряд ли довела, но пузо нажила. Скоро родит. Говорят, счастливый отец – покойный Бляха. Свезло ему, успел наследника оставить, – заржал Чуча.
– Об этом самом друге тебе кто рассказал?
– Сосед Игнатова. Толя Плешивый. Он хоть и пьянь, но глазастый. Хочешь знать, что на районе делается, иди к Толе. Он у Игнатова спросил, мол, кто такой, тот и ответил: друг погибшего сына в отпуске. Останавливался у них, а в городе проездом. Игнатова ты сто пудов в магазине застанешь. Он после смерти жены, считай, оттуда не вылезает. Сонька тоже там пасется. Интересно, ребенок у нее тоже с придурью родится? Или не обязательно? Бляха на башку был слабый, а псих, каких поискать. А Сонька тихая. И как она только на Бляху запала? Чудеса… Баб не поймешь…
– Про баб в следующий раз расскажешь.
– Ладно, тогда я пошел.
Чуча кивнул на прощание и стремительно исчез в переулке, а Владан завел машину.
– На рынок поедем? – спросила я.
– Думаю, стоит поговорить с этим Игнатовым.
– Вы не знакомы?
– Нет. Но фамилию слышал. И про погибшего сына тоже.
Магазин, который притулился возле входа на рынок, больше походил на сарайчик с огромным окном. Окно на ночь закрывали жалюзи, сейчас они были подняты, сквозь чисто вымытые стекла виднелись букеты в пластиковых вазах.
Владан толкнул стеклянную дверь и первым вошел в небольшое помещение, практически всю площадь которого занимали цветы. Звякнул дверной колокольчик. На его звук из-за ситцевой занавески, отделяющей угол комнаты, появился мужчина лет шестидесяти. Хотя, если честно, определить его возраст было затруднительно. Волосы, когда-то черные как смоль, на висках поседели. Стриг он их коротко, а вот бороду отпустил до середины могучей груди. В ухе серьга, из-за серьги и темных волос я поначалу приняла его за цыгана. Однако при ближайшем рассмотрении решила, что ошиблась. Роста он был невысокого, но в плечах, во всей фигуре чувствовалась немалая сила. В общем, с возрастом я запуталась и решила себе этим голову не морочить.
– Здравствуй, Владан, – сказал Игнатов, протягивая руку, Марич пожал ее, ответив:
– Добрый день.
– Девушку Полиной зовут? – кивнул хозяин цветочного магазина в мою сторону.
– Да, – отозвалась я и поспешно поздоровалась.
– Нужен букет? Для какого-то особого случая? – вопрос он задал таким тоном, что стало ясно: он сильно в этом сомневается.
– Надо поговорить, – мягко заметил Владан.
Хозяин, кивнув, приподнял занавеску.
– Проходите, поговорим. Думаю, по пустячному делу ты бы не пришел. Заодно, кстати, чаю попьем.
В углу стоял пластмассовый стол, скамья и пара складных стульев. За столом сидела девушка с россыпью веснушек на бледном лице. Видимо, дочь Игнатова, та самая Сонька. Девушка была в положении, на последнем месяце, живот заметно выпирал.
– Я тебя знаю, – заявила она Владану и широко улыбнулась. – Тебя все знают. И боятся. А чего тебя бояться? Ты же не злой.
– Это точно, – в ответ улыбнулся Владан. – Бояться меня нечего. А ты красотка.
Девушка засмеялась, откинула назад голову, а отец сказал:
– Иди домой. Нечего тут сидеть.
Судя по всему, они недавно обедали. На столе – контейнеры и пластиковые тарелки. Пока Игнатов заваривал чай, Соня быстро собрала контейнеры в холщовую сумку, а пластиковые тарелки в пакет, хмуро кивнула отцу и ушла, вроде бы обидевшись.
Мы устроились на скамье.
– Не сердись на нее, – сказал Игнатов, провожая дочь взглядом.
– Не за что, – ответил Владан. – Кого ждете? Внука, внучку?
– Слава богу, девчонку. С парнями здесь беда, не уследишь. Неизвестно, сколько я проживу, а Софье парня в узде точно не удержать. Хотя с девчонкой тоже одно беспокойство. Взять хоть Софью. Мужа нет, а она, видишь, рожать собралась.
– Бабам рожать положено.
– Это да.
Игнатов разлил чай в фаянсовые чашки и придвинул к нам. Достал банку варенья, положил одноразовые ложки.
– Угощайтесь, как говорится, чем Бог послал.
Несколько минут мы пили чай молча. Сделав очередной глоток, Игнатов чашку отставил и задал вопрос:
– О чем поговорить хотел?
– У тебя недавно гость был. Друг сына?