Сыщик с Титаника

— Видите ли, Петр Саулович, — усмехнулся Юрий. — Вы уж извините, но ваша дружба и общие дела с Ароном Гроссманом в моих глазах не лучшая рекомендация.

И глядя прямо в глаза оторопевшему негоцианту, произнес с расстановкой:

— Так вышло, что в "местах отдаленных", куда я на некоторое время угодил в юности за невоздержанность в мыслях и словах, я встретил одного человека, бедного старого ювелира Шломо Шмульца, которого по вашей милости закатали в якутскую ссылку. Где он и умер, всеми забытый и нищий. Скажу откровенно, мне, честно говоря, глубоко плевать, насколько вы с Гроссманом облегчили французскую казну во время той аферы с фальшивым скифским золотом. Но Шломо был очень добрый и хороший старик, и никто из вас, господа, ни разу не прислал ему ни денег, ни даже мацы к празднику...

Он был талантливым художником и мог бы стать знаменитым, хотя бы на склоне лет, но вы и Гроссман втянули его в свои дела и погубили. Поверьте ссыльному студенту, угодившему в тайгу прямо с университетской скамьи: умирать в Сибири за чужие грехи — это очень тяжело...

— Но... я не знал, — залопотал вмиг побледневший Бонивур. — Я думал... Это все Арон с его жадностью! — воскликнул он.

— Я не должен сомневаться в ваших словах, как-никак презумпция невиновности, — пожал плечами Ростовцев. — Но хоть немножко помочь бедолаге-то вы могли? Он писал письма, вам, Гроссману, просил позаботиться хоть не о нем, а о семье...

Оставив за спиной что-то бормочущего антиквара, Юрий покинул "Палм-Кор".

День выдался длинный и непростой, и как приятно отправиться, наконец, в каюту и хорошенько отдохнуть.

На этот раз, следуя любезной подсказке стюарда, Ростовцев смог воспользоваться лифтом — большим, хорошо освещенным, обшитым панелями из палисандра, с зеркалами и начищенными медными пепельницами. Юноша-лифтер доставил его на палубу "А" и через пять минут, переодевшись в халат, почистив зубы и плеснув в лицо пригоршню воды, Юрий устроился на кровати.

Сон не шел, и стряпчий решил просмотреть повнимательнее давешнюю газету.

Ничего особенно интересного он там не нашел, разве что сведения, что в их корабле ровно восемьсот восемьдесят два фута длины. Примерно как в четырех городских кварталах, что в час его топки пожирают три вагона угля, и что если поставить "Титаник" вертикально, то он будет почти вдвое выше знаменитого Кельнского собора и не менее знаменитой пирамиды Хеопса, и даже, как подчеркивала газета, самого высокого американского небоскреба "Эмпайр Стэйт Билдинг". Такое сопоставление слегка позабавило Юрия, но больше ничего интересного, кроме бесконечных биржевых сводок в "Атлантик дейли" не имелось.

Он уже начал погружаться в дремоту, когда в дверь кто-то коротко и настойчиво пробарабанил.

— Please! — коротко бросил Ростовцев. — Не заперто.

Когда петли заскрипели, он еще подумал, что, наверное, заявился коридорный стюард предложить сода-виски на ночь или осведомиться, не испытывает ли неудобств уважаемый пассажир?

И в самом деле, в дверях стоял стюард, правда, не знакомый ему, а кто-то из старших, и без подноса и бутылки.

Но вот рядом с ним маячил хмурый второй помощник капитана, как его, Лайтоллер?

— Вы — Джордж Ростовцэфф? — осведомился Лайтоллер.

На его грубоватом лице было написано угрюмое напряжение.

— Да, а, простите, чем могу быть вам полезен? — приподнялся Юрий.

Предчувствия, как назло, продолжали молчать, но вот рассудок упрямо подсказывал, что вряд ли к нему стали являться в такой час, чтобы пожелать доброй ночи.

Офицер промолчал секунд пять, намереваясь что-то сказать, но всё не решался.

— Сэр, попрошу вас следовать за мной! — наконец произнес он, и щека его нервно дернулась.

Глава 3

(За месяц с небольшим до отплытия "Титаника")

Серый пасмурный день ранней весны 1912 года угасал под низким пологом темных, набухших дождем облаков. Лондонские улицы были заполнены потоками людей, омнибусов, автомобилей и карет, двигавшимися мимо сверкающих зеркальных витрин роскошных магазинов и дорогих ресторанов, мимо строгих фасадов солидных биржевых контор и клубов для избранного общества, мимо Английского банка, в подвалы которого стекалось золото с одной четверти мира... Мимо уличных торговцев и нищих в цилиндрах и манишках с бабочками — ведь это были лондонские нищие...

Над каменными теснинами улиц столицы Великобритании горело море огней.

Множеством электрических ламп в миллионы свечей сияли купола собора Святого Павла, Альберт-холла, зубчатые башни величественного Тауэра.

А над многоголосым гомоном жизни мегаполиса, торжественно раздавались размеренные удары почтенного Биг-Бена.

Район, к которому принадлежала Мэйчен-стрит, не был ни лучшим, ни худшим в Лондоне. Старые дома, солидные, хотя и мрачноватые, стояли, плотно прижавшись друг к другу. Сейчас по безлюдной вечерней улице гулял сырой холодный ветер, слегка покачивая огоньки газовых фонарей.