Сыщики 45-го

Потоки пота сошли, пока капитан проволок товарища через маленькую квартиру, цепляясь за острые углы, и сгрузил его на старенький скрипящий диван. Дьяченко застонал во сне, вытянул ноги, отвернулся, продавив носом обивку. Богатырский храп сотряс стены.

– Рекомендую до утра не трогать, разве что ботинки снимите, только осторожно, – отдышавшись, посоветовал Алексей. – Знаю по себе, нет зверя страшнее, чем разбуженный посреди ночи пьяный в стельку милиционер. А утром можете из него веревки вить – шелковым будет.

– Спасибо вам огромное. – Женщина прижала руки к груди и посмотрела на Черкасова ясным жалобным взором. – А вы Алексей, да? Его начальник?

– Да.

– Он говорил про вас, когда пришел с работы. Я сегодня как раз вернулась с дневной смены, вечер оказался свободным…

– Как же вы допускаете такое? – капитан кивнул на храпящего товарища. – Или вы не сторож мужу своему?

– Вы знаете, такое нечасто бывает, обычно он держится… – Женщина судорожно пыталась улыбнуться. Она действительно была чертовски привлекательной – даже с собранными волосами, дурацким платком на груди. – Я сегодня ужин сделала, ждала его. Он поздно пришел, какой-то бледный, сказал, что день выдался тяжелым, была перестрелка, что-то еще…

– Да, была, – согласился Алексей и тут же спохватился. – Но ничего опасного.

– Знаю я, как это не опасно, не обманывайте меня… Я в поликлинике работаю, это место, куда стекаются все слухи, сплетни и достоверная информация. Знаю, что случилось на заводе ЖБИ, что милиция с кем-то воевала в лесу – там настоящий бой шел… Он поужинал, сказал, что скоро придет, и ушел. Я уже прокляла, что вылила его бутылку, которую он спрятал под сараем. Лучше бы дома пил, чем вот так, неизвестно где…

– Сочувствую, Евгения, – сухо улыбнулся Черкасов, – не могу избавиться от ощущения, что все ваши проблемы носят искусственный характер. Мы пережили страшную войну, у людей есть дом, работа, какие-то средства к существованию – живи и радуйся, кто не дает? Да, трудно, но в войну-то ведь было труднее? Зачем вот это? – Он снова покосился на спящего беспробудным сном Дьяченко.

– Так вы ему и говорите, – всхлипнула Евгения. – Разве я против… У него этот самый, как он любит говорить, постмобилизационный синдром. Сам, наверное, выдумал…

– Конечно, сам, – подтвердил Алексей. – В противном случае вся страна бы под забором валялась. Спокойной ночи, Евгения, я должен идти.

– Подождите, куда вы пойдете? У вас рукав порвался, посмотрите на себя, – испугалась женщина.

Он посмотрел и тоже испугался. Левый рукав кожаной куртки разошелся на две половинки.

– Снимайте куртку и садитесь пить чай, он еще не остыл, – она вталкивала его в смежную комнату. – Ваше счастье, что по шву разошлось – зашью, незаметно будет. Не волнуйтесь, я шить умею, столько раненых в госпиталях перештопала, и даже вон то храпящее чудо, когда ему осколком живот распороло…

Алексей сидел, как на иголках, спешил допить наваристый чай, отказался от сушек. Женщина расположилась напротив, ловко штопала куртку, высунув язычок от усердия, иногда поглядывала на него, смущалась. Из дальней комнаты доносился заливистый храп.

Она негромко рассказывала о себе: о том, как бросила обучение в текстильном институте, когда началась война, как записалась на курсы медсестер – это был единственный способ для женщины оказаться на фронте и принести пользу. Как кочевала по фронтовым медсанбатам, как увидела в госпитале этого парня, мечущегося в бреду, как он тронул ее черствеющую душу… А сейчас не может понять, чем, собственно, тронул, алкоголик проклятый. Со здоровьем у него проблемы, советов не слушает, к врачам не ходит – и что делать? Молотком по башке и на себе волоком в больницу? Так вы сами его тащили, знаете, какая туша…

– Детей вам надо завести, – назидательно сказал Алексей. – Почему не заводите?

– Да предлагала уже, – вздохнула Евгения. – Его ужас охватывает. Говорит, нам не прожить на одну зарплату, что это чудовищная ответственность… А мужику, между прочим, скоро тридцать пять, старость не за горами… Да о чем вы вообще говорите, – женщина потупилась. – Я уже давно перестала интересовать Олега как женщина… На работе напашется, домой придет, выпьет, или без выпивки спать завалится, а я сижу тут одна, думу грустную думаю…

– Вот спасибо, вы так отлично все сделали. – Алексей забрал свою отреставрированную куртку, стал неловко ее натягивать. – Вы прирожденная портниха, Евгения. Пойду, время позднее, вы тоже спать ложитесь, только не забудьте утром своего суженого поднять…

– Ой, я вас провожу, – она сглотнула, тоже поднялась.

Прихожая была тесная, заставленная колченогой мебелью. Она протиснулась к двери, стала колдовать с замком. Для двоих там места не было, она прижалась к вешалке, он протискивался мимо. Их тела соприкоснулись, он почувствовал ее грудь под одеждой. Женщина возбужденно задышала. Он не смог пройти мимо, застыл. Голова закружилась, дышать стало трудно, руки непроизвольно взяли ее за бедра, ее дыхание еще больше участилось, стало горячим.