Сыщики 45-го

Его оплетало что-то липкое, гадкое, почти мистическое. Оснований для беспокойства было больше, чем достаточно. Он запер балкон, задернул штору, завалился спать в одежде, сунув под подушку пистолет…

Жизнь в отделе уголовного розыска протекала размеренно, неторопливо. Павел Чумаков закопался в папки с уголовными делами. Иногда он показывал нос, обводил отрешенным взглядом присутствующих и вновь погружался в мир убийств и грабежей. Олег Дьяченко спал, уронив голову на стол. Пространство кабинета насыщалось сивушными ароматами. У него хватило мужества проснуться и дойти до работы – где он снова и отключился. Петр Антонович Конышев перетирал зубами мундштук папиросы, что-то писал, время от времени отрывался от писанины, с укором смотрел на Дьяченко.

Только сейчас Алексей обнаружил фотографию на столе Конышева: женщина с улыбчивым лицом, двое детишек, на верхнем плане сам Петр Антонович: лицо непривычно ясное, одухотворенное. Фото явно довоенное. Конышев словно стеснялся его – отворачивал от других, сам старался не смотреть, тем не менее всегда держал под рукой.

Алексей просматривал заключение криминалиста по вчерашним трупам на заводе ЖБИ. В принципе, ничего интересного, все и так понятно. Он с досадой отбросил листы, вынул пачку папирос.

– Опочки, спящий красавец, – обнаружил Стас Вишневский, входя в комнату. Подобрался к Дьяченко, потянул носом. – Устал человек… Эх, завидую людям, у которых жизнь состоит из одних удовольствий. Будить не пробовали?

– Поцеловать надо, иначе не проснется, – проворчал Конышев и устремил задумчивый взгляд на начальника отдела. – Спокойный ты какой-то, Алексей Макарович. Это вы с ним вчера, что ли?..

– Посидели в заведении, – подтвердил Алексей. – Проблемы у Дьяченко, решать их надо. – Он посмотрел на часы, хлопнул в ладоши. – Так, быстро все выходим из спячки, рабочий день пришел! Товарищ старший лейтенант, вас это тоже касается!

Дьяченко очнулся, устремил на начальника воспаленный взор, захлопал глазами. Физиономия была мятая, до синевы бледная.

– Вот черт… Прошу прощения, сморило… – Он судорожно пошарил по карманам, вынул мятую пачку. – Виноват, командир. Хрень вчера со мной случилась… Евгения сказала, что ты меня в дрын пьяного приволок, да уж, стыдоба… Слушай, ты за меня вчера в кабаке рассчитался? Я отдам, ты не волнуйся… – Он снова начал шарить по карманам.

– Ладно, забудь, – нахмурился Алексей. – Что было, то прошло, но больше так не делай.

А о том, чего не было, лучше не вспоминать… Такое ощущение, что гвоздь из стула вылез, хотелось ерзать, а лучше провалиться сквозь землю. «Забудь, – твердил про себя капитан. – Этого не было. Кто докажет обратное? Евгения не дура, не станет хвастаться перед мужем. А слухи поползут – можно изобразить праведное негодование и списать на происки недоброжелателей».

Он перехватил удивленный взгляд Конышева. Похоже, Петр Антонович что-то заподозрил – вот же старый лис! Только этого не хватало! Он сделал сосредоточенное лицо, стал перекладывать бумаги.

Дьяченко ничего не заподозрил, широко зевнул, вынул из кармана пару смятых банкнот с изображением Ленина, пересчитал, помялся и стал запихивать обратно.

Вошли Гундарь с Куртымовым.

– Здравия желаю всем, – проворчал Гундарь, озирая собравшихся. – Вот почему я не перевариваю Агнессу Львовну, кто бы объяснил? – пожаловался он. – Что за баба вообще такая? Мимо не пройдешь – обязательно что-то скажет: то заигрывает, то издевается… А мы чего скалимся? – уставился он на Чумакова.

– Ничего, – Павел пожал плечами. – Представилось, как ты ее не перевариваешь… Не обижайся, Егор, воображение разгулялось.

Оперативники лениво похихикали.

– Да ну вас, – отмахнулся Гундарь, направляясь к своему столу.

– Неласков ты с бабами, Егорка, – заметил Конышев.

– Бывшая жена научила жестокости, – буркнул Гундарь и не стал развивать тему.

– Есть, что доложить, товарищи оперативники? – спросил Алексей.

– Вечером с Куртымовым съездили на хлебозавод, поговорили с людьми, – сказал Конышев. – Директор Ильинский почти сутки не выходил с завода и не приближался к своему служебному «Опелю». Водителя отпустил – у того скончался отец, и все интересующее нас время занимался подготовкой к похоронам, раздвоиться не мог. На проходной объяснили ситуацию – они не могли проворонить исчезновение машины, поскольку у проходной ее не было. Она стояла в стороне, у жилого дома, за будкой подстанции, и сторожа на проходной ее не видели. В остальные дни она всегда находится на стоянке у заводских ворот.

– Почему же в этот день не стояла?

– Это тоже объяснили. Когда водитель в последний раз подвозил директора, стоянка была занята – прибыла колонна хлебовозов из соседнего района. Начальник вышел у шлагбаума, пошел на завод, а водитель отогнал машину к жилым строениям и пошел по своим делам.

– То есть все виноваты, и никто не виноват, – задумчиво пробормотал Алексей.

– Виноватые будут, найдем, – отмахнулся Конышев. – Уж кого-кого, а виноватых у нас всегда находят быстро.

– Снова замкнутый круг, – пробормотал Дьяченко, усердно окуривая комнату.