Сыщики 45-го

– Помалкивать-то я умею, – кряхтел заслуженный оперативник. – Но советом не побрезгуй, командир, не продолжай это грязное дело, не доведет оно до добра. Ты уж с ума-то не сходи – не успел приехать, и сразу такое… У нас в в/ч недавно случай был похожий: женатый майор, заместитель начальника штаба по строевой части, замутил амуры с вольнонаемной бабой. Да так у них все жарко стало, что концы вылезли. Жена выведала, накатала заявление на имя командира части. Бабу с треском уволили, майора – под суд офицерской чести, опозорили по полной… Так что ты поосторожнее, Макарыч. Ладно, замолкаю, шут с тобой…

Глава седьмая

Художественный музей районного масштаба занимал небольшой двухэтажный особняк. До революции в нем обитало семейство купцов – эксплуататоров и спекулянтов. Кладка в нескольких местах выглядела как новая – явно заживляли раны, нанесенные войной. Ограда из белого штакетника, маленькие елочки в палисаднике, чахлая клумба. На окнах симпатичные резные наличники и толстые решетки по всему периметру. На высокое крыльцо вели деревянные ступени. Табличка над входом не производила впечатления, слишком мелкий шрифт.

На обочине у особняка стояла легковая милицейская машина и американский «Виллис», затянутый брезентом. Автомобильные номера высоких районных лиц Алексей уже знал. Данное творение империалистического автопрома числилось за первым секретарем райкома товарищем Нестеренко.

В машине скучал водитель, вдоль ограды прохаживались постовые милиционеры. Опергруппа выгрузилась из «туристического» автобуса и степенно отправилась к музею.

– Прибыли туристы, – захихикал постовой, делая ехидную мину. – Долго вы что-то едете.

– Ну, и что с того, что долго? – с достоинством отвечал Конышев. – Зато неумолимо и неизбежно.

С крыльца спускался грузный мужчина в полувоенном френче и широких галифе. «Видимо, в кавалерии служил с товарищем Буденным, – оценил на глазок Алексей. – Теперь копирует походку и усы».

Растительности под носом у ответственного товарища было с избытком. Он возмущенно фыркал, усы раздувались. Мужчина спустился с крыльца и размашисто зашагал к калитке. Пришлось из вежливости посторониться.

– Вы начальник опергруппы? – Усатый смерил капитана пронзительным взглядом. Алексей его выдержал.

– Да, моя фамилия Черкасов.

– Почему так долго, товарищ Черкасов?

– Разве? – удивился Алексей. – Мы прибыли сразу, как только поступил сигнал. Почему он поступил с задержкой – вопрос не к нам.

– Ладно, работайте, – поморщился мужчина. Он поколебался, протянул короткопалую конечность. – Нестеренко Павел Евдокимович, первый секретарь районного комитета партии. Здесь убийство и кража картины. Григорий Иванович очень расстроен. Это возмутительно, товарищ Черкасов… Что творится в городе, вы можете объяснить?

«Григорий Иванович, очевидно, директор», – предположил Алексей.

– Пока не могу, Павел Евдокимович. Я человек новый, работаю второй день. Когда соберу необходимую информацию, охотно поделюсь с вами.

– Ой, ладно, работайте, – отмахнулся секретарь.

– При всем уважении, Павел Евдокимович, – остановил его Черкасов. – Мне тоже многое непонятно. Почему первыми о ЧП в музее узнают работники райкома, а не сотрудники уголовного розыска?

– А что тут непонятного? – фыркнул первый секретарь. – Нас с Григорием Ивановичем связывают здоровые товарищеские отношения. Первым делом, узнав, что случилось в музее, он позвонил мне, был дико расстроен. Человека можно понять. Только потом его сотрудники дозвонились до дежурного в райотделе. Сделайте все возможное, товарищ Черкасов, – первому секретарю отлично давался принципиальный взгляд. – Я успокоил товарища Шабалина, уверил, что все похищенное будет в кратчайший срок возвращено народу.

– Я понял, товарищ Нестеренко. Сделаем все возможное.

За оградой раздался шум – подъехала еще одна машина, с криминалистами. Алексей не стал ждать, пока они подтянутся, первым вошел в здание.

Директор музея Шабалин Григорий Иванович выглядел неважно. Он был немолод – завершал шестой десяток жизненного пути. Ростом выше среднего, худой, одетый в опрятную пиджачную пару, седые волосы плохо уложены (видимо, только сегодня), торчали в разные стороны. Он нервно выхаживал по узкому коридору, теребил пуговицу, которая едва держалась на нитке.

Едва Алексей вошел, он устремился навстречу.

– Шабалин… Григорий Иванович Шабалин, директор музея… – У него был негромкий голос, интеллигентная речь, мужчина сильно волновался, кусал губы. – Простите, я вас не знаю, вы, наверное, человек новый… Даже не знаю, с чего начать…

– Видимо, с начала, Григорий Иванович, – мягко сказал Алексей.

– Да, конечно, все это странно, глупо, ведь у нас никогда такого не было… Мы работаем с декабря 43-го, все наши начинания полностью поддерживает городское руководство. Это – как гром среди ясного неба… Погиб человек – сторож Лукьянов, похищен главный музейный экспонат – полотно Поленова «Лето в усадьбе Борок». Я даже не знаю, чему больше расстраиваться – да, погиб человек, а люди – наша главная ценность…

Он смущенно замолчал.