Сыщики 45-го

– Да, я знаю… Вчера мы разбирали вещи Лукьянова – те, что он хранил в столе на работе. Шарф, перчатки, посуда, портсигар с фронта… Маша нашла тетрадку, куда он что-то записывал. Вы не поверите, этот человек ночами писал стихи. Представляете? Трогательные, наивные, с хромающим ритмом и сомнительной рифмой, но все же… Про войну, которую мы пережили, про то, как восстанавливаются заводы и фабрики, про женщину в платочке за калиткой… Мы никогда не могли такое подумать, а вот ведь как оно… В тетрадке были только стихи, больше ничего, вряд ли вы почерпнете из них что-то ценное. Мы вчера отдали ее вашему человеку…

Он пообщался для приличия еще несколько минут, извинился, сославшись на занятость, попросил не провожать. Шабалин грузно уходил по лестнице, Алексей вернулся в прихожую, пропустив посетительницу, – женщину в старомодной шляпке.

– Уже уходите? – подняла голову Маша.

– Уже ухожу, – сокрушенно вздохнул Алексей и посмотрел по сторонам. Вадима Циммермана рядом не было. – Можно вопрос, Маша? – Капитан понизил голос, склонился к ней. – Давайте как-нибудь прогуляемся? Ну, если есть желание…

– Ой… – Она испугалась, посмотрела по сторонам, облизнула губы. – Вы что это такое предлагаете? Я даже не знаю… А куда мы с вами пойдем?

– Куда хотите, Маша. Можем сходить в кино, пройтись по набережной…

– У нас нет набережной.

– Да, у нас нет набережной, – он засмеялся. – Вы подловили меня. И кино не показывают, ввиду временного отсутствия клуба. Нет ни салюта с мороженым, ни колеса обозрения, ни каруселей с лошадками… Но это не значит, что мы в тупике. Мы можем просто погулять по центральной части города, зайти в парк…

– Ой, даже не знаю… – В ней бились противоречия: желание, страх, нерешительность. – Я в любом случае смогу только вечером…

– Давайте вечером.

– Но это опасно. Разве можно ходить по городу в темное время? Повсюду бандиты, грабители…

– Вы преувеличиваете, Маша. Перечисленные вами категории граждан рыщут не повсюду. И вы же не с Вадимом будете гулять… – Он иронично покосился на закрытую дверь.

– Да, это верно, – она улыбнулась.

– Я покажу вам дом, в котором прожил всю свою бессознательную и часть сознательной жизни.

– Нет, спасибо, этого не надо, – она засмеялась. – Знаете, меня совершенно не волнует, что подумает Вадим, – он все равно ни рыба ни мясо. А вот Григорий Иванович… Уверена, он отзовется категорическим отказом, просто не пустит…

– Он вам не отец. И понимает, что не сможет держать вас всю жизнь в скорлупе.

– Но пока он этого не понимает. Когда я ездила в Смоленск, он весь изнервничался – мне Кеша рассказывал… Хорошо, давайте, – девушка выдохнула. – Но сегодня я не могу, давайте завтра в парке. Около девяти вечера… Господи, я и завтра не могу, по плану инвентаризация, это допоздна… Только послезавтра…

– Я зайду за вами.

– Не надо, пожалуйста, Григорий Иванович увидит… Рядом с парком живет моя подруга Люся Горшкова, я посижу у нее, а потом выйду. Он отпустит меня к подруге… Вы же проводите меня до дома?

– Даже не сомневайтесь. Буду у старого кафе, оно закрыто, это в северной части. Не волнуйтесь, никому не скажу, пусть это будет нашей тайной… Большое спасибо, Мария, за продуктивную беседу, – он повысил голос, наблюдая, как из комнаты выходит, протирая очки, Вадим. – Больше я вас не побеспокою, всего доброго.

И ухмыляясь в кулак, направился к выходу.

Глава одиннадцатая

А на улице навалилось. Он шел к отделу, и вдруг в голове закружилась вьюга. События всплывали в хронологической последовательности. Трупы на заводе ЖБИ, оперативная информация о подозрительном «Опеле», гонка до Чертова бора… Перестрелка, догорающий «Опель», на котором смылись от социалистической Фемиды члены банды… Бродяга в кустах, которого заметил только он, его испуганный исход – тот просто растворился в кустах… Потом Дьяченко в кабаке бормотал про расстрел политических в 41-м – когда немцы стояли на пороге, про бывшего однокашника-врача, которого зачем-то прибрали по 58‐й статье… А ведь лицо бродяги, в принципе, знакомое. Убрать прожитые годы, убрать бледность, бороду… Нет, он мог и ошибаться, но проверить эту версию стоило в любом случае! Бродягу привлекла пальба, он отирался неподалеку, решил проследить, кто это ведет себя так шумно в его владениях… А ведь он узнал Черкасова. Потому и колебался, не сразу пустился в бегство…

В отделе сидели двое – Конышев и Вишневский. Первый развинчивал отверткой телефонный аппарат – тот окончательно отказался работать. Петр Антонович что-то раздраженно бурчал под нос. Вишневский тоскливо смотрел на него из другого конца комнаты.

– Может, не надо, Антоныч? Останемся совсем без аппарата…

– Мы и так остались без аппарата – рычаг западает, толку от него… Это вы все виноваты – трубку швыряете. Лучше бы подошел, помог.

– Я не умею чинить телефоны…

– А что ты еще не умеешь? – Петр Антонович раздраженно уставился на коллегу.

– Я все не умею… Алексей Макарович, скажите ему.

– Есть надежда, что аппарат сегодня заработает? – нахмурился Алексей.