«Действительно, — размышлял Кар, — как определить, кто порядочный, а кто подонок? Кому дано такое право? Вот я смог бы? У всех разные понятия, разные требования, интересы одних противоречат интересам других. Любопытно, что думает об этом Серэна?»
Последнее время он все внимательней прислушивался к ее мнению, и оно становилось для него все важней.
На следующий день он, не называя имен, рассказал ей о проблеме, волнующей Элизабет.
Сначала Серэна возмутилась.
— Ну как ты можешь вообще говорить об этом! Как можно бить детей! Это же бесчеловечно!
— Детей! — усмехнулся Кар. — Да ты бы посмотрела на этих детей. Здоровые девки, небось все уже с мальчишками…
— Как тебе не стыдно! — еще больше распалилась Серэна. — Ты циник! Для тебя нет ничего святого. Хотела бы я посмотреть, если б тебя взгрели кнутом, что бы ты запел!
— Да погоди, — успокаивал ее Кар. — Я ж не говорю, что я за телесные наказания. Я рассуждаю отвлеченно. Ты вообще можешь рассуждать отвлеченно, а не орать и не размахивать руками? Не хочешь, давай бросим этот разговор.
— Ладно, прости. — Серэна остывала, как выключенный чайник. — Ты прав, давай будем рассматривать проблему отвлеченно. Не вноси эмоций.
— Я вношу эмоции? — возмутился Кар. Он все никак не мог примириться с ярко выраженной женской логикой своей подруги.
— Не я же! — как ни в чем не бывало заявила Серэна. — Ну, давай рассуждать спокойно. Изложи свою точку зрения.
— Не мою, ясно? Не мою, а вообще, скажем, чью-то… Вот смотри, ты газеты читаешь, я тоже иногда. Во всех школах черт знает что делается! Ребята курят марихуану, маленькие жрут конфеты с ЛСД, а самые старшие уже колются. Воруют, хулиганят, в Америке дежурят в классах полицейские, учителя ходят с револьверами! А сколько случаев нападения на них, избиения, даже убийства? И вовсе не тех, кто плохо с детьми обращается, а на любых! Нынешние школьники — звери, почище нас, когда мы в джунглях воевали. И что, прикажешь им лекции о доброте читать? Они и слова-то этого не знают.
— А почему? — вскочила Серэна. — Почему? Да потому, что они, как ходить начнут, уже ковыляют к телевизору, а там до самого выпускного класса одни убийства, пытки, мученья, всех режут, бьют, насилуют! Что, не так? А комиксы? Кино? Те же кошмары. Ты думаешь, Ал, чему ребятишки учились, когда смотрели, что вы там творили в ваших, как ты говоришь, джунглях — убивали, жгли, взрывали? Это же все у нас показывали в хронике. Чему вы их учили своим примером?
Серэна раскраснелась, глаза горели, она размахивала руками, тыкая в Кара обвиняющий палец.
Он испугался. Такой он ее еще не видел. Куда девалась очаровательная девушка с милым лицом и смеющимися глазами! Перед ним стояла разгневанная фурия! Вот, значит, как, вот как она оценивала его участие в войне! Не герой, воин, награжденный медалью, а убийца, насильник, жуткий пример для детворы. И ведь никогда с ним об этом не говорила, молчала. Военное прошлое Кара было запретной темой в их разговорах. Теперь он понимал почему.
— Как тебе не стыдно, — слабо возражал Кар. — Мы жизнью рисковали, защищая правое дело, цивилизацию. Бились с врагом…
— Правое дело! — Серэна залилась истерическим смехом. — С врагом! Каким врагом? С этими несчастными детьми и женщинами в лохмотьях? Я же видела их по телевизору. Правое дело! Какое? Они, что ли, напали на нас? Может, позвали на помощь? Вы туда явились за тысячи километров, напомнить о старом захотели. Что вам эти люди сделали! За что вы их губили? — кричала Серэна. И неожиданно тихим голосом добавила: — Все отравили, там ничего теперь не растет, а что растет, так без витаминов. У них и так-то есть нечего… Да вы еще последнее разорили…
Она заплакала. Это было так неожиданно, так необычно, что Кар совсем растерялся. Он обнял ее вздрагивающие плечи, гладил короткие черные волосы, бормотал какие-то глупые слова утешения.
Размолвка закончилась, разумеется, примирением. Как всегда. Как обычно между влюбленными.
Но для Кара, в его мыслях и чувствах, она сыграла решающую роль. Такая обычная размолвка и так много значила для него? Да нет, дело было не в ссоре — такие у них и раньше бывали. Дело было в тех немногих словах, что сказала ему тогда Серэна, и в том, как они были сказаны.
Кар вдруг задумался о себе. Не о делах своих, планах, желаниях. А именно о себе — вот ты, Альберт Кар, кто ты есть?
Он всегда считал себя воплощением мужества, силы, твердости, неуязвимости. Воин, жестокий, беспощадный воин, имевший право на это звание и перенесший в мирную жизнь все, чему научился на войне. Не только силу и воинственность, конечно, но и храбрость, искусство обмануть врага, притвориться.