Сыскное агентство(изд.1991)

А кто был враг? Да все! Шмидт, опытом и сыскным мастерством которого нужно было восхищаться, чтоб хвалил тебя; вице-директор Бьори, которым нужно было восхищаться, чтобы повысил тебя… Целый сонм чиновников, домовладельцев, работодателей, товарищей по работе, всех, от кого хоть в чем-то зависело его благополучие, — их надо было кого запугивать, кого обольщать, кого обманывать, применяя военную хитрость. Вся жизнь — война, поле сражения, где не должно быть места милосердию, жалости, а лишь силе и беспощадности. Ведь они все тоже норовят скрутить тебя. Победит сильнейший, хитрейший.

Вот так он всегда рассуждал и соответственно действовал.

Но что-то изменилось за последнее время. Он вдруг стал прислушиваться к чужим мнениям, находить в них правоту, переосмысливать свои суждения.

Это не значит, конечно, что, если домовладелец справедливо поднимал цену за квартиру из-за общего повышения цен и Кар понимал это, он не старался тем не менее этого домовладельца как-нибудь обмануть. Все же собственное благополучие важнее. Но раньше он всегда считал себя правым, теперь понимал и точку зрения других.

Наслушавшись выступлений этих очищенцев, он вдруг перестал их презирать — болтуны, бездельники. Он еще надо многим про себя иронизировал, но ко многому уже стал относиться серьезно. Он вдруг обнаружил, что часто они бывают правы. А главное, что его особенно поразило, что стало для него невероятным открытием — это что люди могут, оказывается, бороться не только за собственное благополучие, но и за благополучие других!

Кар ловил себя на том, что стал возмущаться разными несправедливостями, которые его-то лично не касались. Раньше такое ему и в голову не могло прийти. Кого-то там преследуют, ну и черт с ним, не его же! Теперь его интересовали и чужие беды, и чужие судьбы. Поразительно!

Откуда все это? Серэна? Сокурсники? Очищенцы? Или вообще жизнь?

Его поразила и деликатность Серэны. Ведь все, что стало для него открытием, она видела и знала давно, но с ним ни разу об этом не заговорила. Значит, она понимала его душу? Если б не тот злополучный разговор на пикнике, когда он согласился пойти на собрание, быть может, все так бы и осталось?

Да нет, признавался себе Кар, не осталось. Рано или поздно что-то другое подтолкнуло бы его или сам он наконец дошел бы до новых мыслей.

Так или иначе, размолвка эта, столь незначительная внешне, сыграла важную роль в их отношениях, еще более сблизила, заставила Кара на многое взглянуть другими глазами.

А так жизнь текла по-прежнему.

Шли занятия, было еще два-три собрания, на которые Кар пошел с удовольствием, хотя по-прежнему лишь посидел наблюдателем в углу. Они продолжали проводить с Серэной свои загородные уик-энды. Но иногда отправлялись на пикник всей компанией.

Укреплялись, вернее, как он мысленно называл это, «уточнялись» его отношения с сокурсниками.

Больше всего хлопот у него было с Ингрид. Она, видимо, не на шутку влюбилась в него и использовала малейшую возможность остаться с ним наедине, обменяться взглядом, коснуться руки или наградить «товарищеским» поцелуем, после которого он не сразу приходил в себя.

Его попытки отшутиться, сослаться на занятость особого успеха не имели. И тогда он в отчаянии прибег к последнему средству — намекнул Ингрид на то, что у него есть девушка!

Ох, уж лучше бы он этого не делал! Ингрид мгновенно превратилась в тигрицу. Щеки ее запылали, глаза метали молнии.

— Знаешь, Альберт, если я ее найду, — а я найду, — задушу собственными руками! Так и скажи ей — пусть лучше убегает на край света. Тебя я завоюю, будь уверен. А вот других, кто будет мешать, задушу! — Ингрид демонстрировала своими могучими руками, как она это сделает.

Глядя на нее, Кар испытывал за свою хрупкую Серэну панический страх. Черт ее знает, эту сумасшедшую, еще действительно выкинет какой-нибудь номер. Надо удвоить бдительность.

Зато с Робертом у них сложились спокойные отношения — они перестали наконец спорить о сравнительных достоинствах культуризма и каратэ и вели профессиональные разговоры о методике тренировок, количестве и интенсивности упражнений, максимальных и оптимальных нагрузках и разных других мудреных вещах, понятных только им.

Что касается Лиоля, тот просто ходил за Каром тенью. Он смотрел на него не менее влюбленными глазами, чем Ингрид, и готов был, кажется, отдать за него недельную стипендию, а может, и жизнь (которую Лиоль ценил, конечно, меньше).

Он с самого начала зауважал Кара за его «боевые», как он выражался, «качества». Но окончательно стал его рабом после одного случая, происшедшего на очередном пикнике.