Сыскные подвиги Тома Соуэра в передаче Гекка Финна

— Господи, — сказалъ онъ, — какъ это все напоминаетъ мнѣ старину! Слушаю вашу болтовню и отрадно мнѣ становится. Болѣе семи лѣтъ не приходило ко мнѣ ни вѣсточки… Но какъ отзываются они обо мнѣ?

— Кто?

— Фермеры… и моя семья.

— Да они вовсе ничего не говорятъ о васъ… Такъ, кое-когда развѣ кто упомянетъ…

— Вотъ тебѣ разъ! — промолвилъ онъ съ удивленіемъ. — Почему такъ?

— Да потому, что васъ давно считаютъ покойникомъ.

— Нѣтъ?.. Правду ли вы говорите?.. Честное слово? — проговорилъ онъ, вскакивая съ мѣста въ большомъ волненіи.

— Честное слово. Никто не думаетъ, что вы еще живы.

— Такъ я спасенъ… спасенъ, значитъ!.. Я могу воротиться домой!.. Они сокроютъ меня и спасутъ мнѣ жизнь. А вы молчите. Поклянитесь, что будете молчать… поклянитесь, что никогда, никогда не выдадите меня!.. О, ребята, пожалѣйте несчастнаго, котораго преслѣдуютъ денно и нощно, и который не смѣетъ лица показать! Я никогда не дѣлалъ вамъ зла и не сдѣлаю: это такъ же вѣрно, какъ Господь въ небесахъ! Поклянитесь же, что пощадите меня и поможете мнѣ спасти себѣ жизнь!

Мы поклялись бы, будь онъ даже собака; какъ же было отказать ему?.. Онъ, бѣдняга, не зная уже, какъ и выразить намъ свою любовь и благодарность, хорошо, что не задушилъ насъ отъ радости!

Поболтали мы еще, потомъ онъ вынулъ небольшой саквояжъ и сталъ его отворять, только велѣлъ намъ отворотиться. Мы послушались, а когда онъ позволилъ намъ повернуться опять, то мы увидѣли, что онъ совершенно преобразился. Онъ былъ въ синихъ очкахъ и съ самыми натуральными длинными темными бакенбардами и усами. Родная мать не узнала бы его! Онъ спросилъ, походитъ ли онъ теперь на своего брата Юпитера?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ Томъ, — ничего похожаго нѣтъ, кромѣ длинныхъ волосъ.

— Правда; я подрѣжу ихъ коротко, прежде чѣмъ явлюсь туда. Юпитеръ и Брэсъ не выдадутъ меня, и я буду жить у нихъ, какъ чужой. Сосѣди ни за что не догадаются. Какъ вы полагаете?

Томъ подумалъ съ минуту и сказалъ:

— Мы съ Геккомъ будемъ молчать, это вѣрно, но если вы сами молчать не станете, то все же будетъ опасность… самая маленькая, пожалуй, а все же будетъ. Я хочу сказать, что голосъ-то у васъ совершенно такой, какъ у Юпитера… и развѣ это не можетъ заставить иныхъ вспомнить о его братѣ-близнецѣ, котораго всѣ считаютъ умершимъ, но который, можетъ быть, скрывается все время подъ чужимъ именемъ?

— Клянусь св. Георгіемъ, вы очень смѣтливый! — сказалъ Джэкъ. — Вы совершенно правы! Мнѣ надо притворяться глухонѣмымъ въ присутствіи сосѣдей. Хорошъ былъ бы я, явясь домой и позабывъ эту малость! Впрочемъ, стремился я не домой, я просто искалъ мѣстечка, въ которомъ могъ бы укрыться отъ сыщиковъ… тамъ, я переодѣлся бы, загримировался и…

Онъ бросился къ двери, приложился къ ней ухомъ и сталъ прислушиваться, весь блѣдный и едва переводя духъ.

— Точно взводятъ курокъ… — прошепталъ онъ. — О, что это за жизнь!

И онъ опустился на стулъ въ полномъ изнеможеніи, отирая потъ, струившійся у него но лицу.

III

Съ этихъ поръ мы проводили съ нимъ почти всѣ время и одинъ изъ насъ ночевалъ у него въ верхней койкѣ. Онъ говорилъ, что былъ до крайности одинокъ и утѣшался теперь возможностью быть съ кѣмъ-нибудь и развлекаться тѣмъ среди своихъ горестей. Намъ очень хотѣлось узнать, въ чемъ же именно онѣ состояли, но Томъ находилъ, что самое лучшее средство къ тому — вовсе не стараться допытываться; было весьма вѣроятно, что онъ самъ начнетъ все разсказывать при которой-нибудь изъ нашихъ бесѣдъ; если же мы станемъ разспрашивать, онъ заподозрить насъ и замкнется въ себѣ. Все вышло какъ разъ такъ. Было очевидно, что ему самому страхъ какъ хотѣлось поговорить, но, бывало, дойдетъ онъ до самаго того предмета и вдругъ остановится, какъ въ испугѣ, и начнетъ толковать совсѣмъ округомъ. Но случилось же однажды, что онъ разспрашивалъ насъ довольно равнодушно, повидимому, о пассажирахъ, бывшихъ на палубѣ. Мы говорили, что знали. Но ему было все мало, онъ хотѣлъ больше подробностей, просилъ описывать въ самой точности. Томъ принялся описывать, и когда заговорилъ объ одномъ человѣкѣ, самомъ грубомъ оборванцѣ, Джэкъ вздрогнулъ, перевелъ духъ съ трудомъ и сказалъ:

— О, Господи, это одинъ изъ нихъ! Они тутъ, на пароходѣ; я такъ и зналъ! Я надѣялся, что избавился отъ нихъ, но никакъ не могъ самъ этому вѣрить! Продолжайте.

Томъ сталъ описывать еще одного паршивца изъ палубныхъ, и Джэкъ снова вздрогнулъ и проговорилъ:

— Это онъ, другой! О, если бы только настала темная и бурная ночь, я высадился бы на берегъ! Вы видите, меня выслѣживаютъ. Имъ дано право ѣхать на пароходѣ, пить въ нижнемъ буфетѣ и они пользуются этимъ, чтобы подкупить кого-нибудь изъ здѣшнихъ… сторожа, лакея или кого другого… Если я сойду на берегъ незамѣтно, они все же узнаютъ это не болѣе какъ черезъ часъ…

Онъ толковалъ торопливо и безпорядочно, но мало-по-малу, перешелъ къ разсказу! Сначала все перескакивалъ съ одного на другое, но какъ только коснулся самой точки, тутъ уже заговорилъ связно.