Сытый мир

— Сегодня я прочитал в газете про Эд гара. Ведь я его хорошо знал… Это всё можно было заранее предвидеть, не обижайтесь на меня. Может быть, вам всем стоит призадуматься — не отказаться ли и вам от попоек. Я вам говорю — не так уж это и трудно! Я сам оставил это занятие. А почему? Я увидел себя в зеркале, и мне стало тошно. От самого себя. Манфред, сказал я, дела у тебя ещё не совсем плохи! Но времени у тебя осталось не так уж много. Завтра может быть поздно. А силы тебе нужны прямо сегодня, сейчас.

Мы заворожённо смотрели ему в рот, полные благоговейного трепета. Фред показывает ему пустые банки и получет деньги ещё на один круг.

— Да, я признаюсь, в первые дни мне пришлось туго. Но потом, через неделю, я был та-а-ак горд собой… Я мог отправиться в бордель с гордо поднятой головой, не стыдясь себя перед остальными посетителями. Я вам говорю — на «БМВ», на конвейере, там всегда есть работа. Тяжёлая работа, да, но…

— Меня от вас тошнит!

Ой-е!

— Что?

— Меня от вас воротит, вы, сверхдыра от жопы!

Юдит говорит всё это ему прямо в лицо. Я тяну её в сторону, прилагая немалую силу.

— В чём дело, Хаген?

— Сейчас же прекрати поливать его дерьмом!

— Почему?

— Этого человека, которого ты назвала дырой от жопы, мы все знаем. Бедная свинюшка. которая приходит сюда онанировать! Но приходит он довольно часто, и мы тут пьянствуем за его счёт. Это всё, что можно извлечь из этой ситуации!

— Но это же оппортунизм!

— Глупости! Ты ещё ребёнок. Дитя неразумное! Не надо здесь демонстрировать свою гордость и честь и что там ещё, в противном случае ты становишься с ним на одну доску!

— Ты меня не убедил!

— Женщина, откуда ты свалилась? Чего мы добьёмся, если скажем ему, что он всего лишь глупая дырка от задницы? Он всегда найдёт кого — нибудь ещё, кому сможет читать свои проповеди! Без оргазма он домой всё равно не вернётся!

— Тогда он, должно быть, счастливый человек, да?

— Может быть! Да-а, пожалуй, он счастливый человек!

— Так вот как выглядит счастливый человек!

— Возможно! Может быть, мы вообще не имеем права брать у него больше, чем это его пиво!

Мы орали друг на друга так громко, что на нас все оглядывались. А на шумном вокзале это можно расценивать как настоящий фокус.

— Тебе предстоит ещё многому научиться! За такие выходки, как эта, можно свободно получить от Фреда по морде! Уж он-то не позволит так запросто лишить его дармового пива!

Юдит постепенно успокоилась. Но ещё дрожала. И сказала, заикаясь:

— Ну и что — ну и получу по морде. Это же моя морда!

— А это — наше пиво! Держи себя в рамках, пока ты среди нас новенькая. Веди себя тихо, только смотри и слушай! Здесь действует совсем другая этика, отличная от той, которую ты вычитала из романов. Понятно?

Она взволнованно растирает себе правое ухо и долго пыхтит.

— О’кей.

— На самом деле о’кей?

— Да.

— Мне очень жаль, что мне пришлось на тебя накричать.

— Ничего.

Она быстро успокоилась. Мы слоняемся от одного утла зала ожидания до другого. Делаем привал на багажных весах, идём сквозь яркие огни Шиллер-штрасе с её секс-шопами, возвращаемся назад, стоим в зале с багажными тележками и контейнерами для вагонов-ресторанов, нас оттуда прогоняют, мы идём вдоль железнодорожного пути, пока не кончается вокзальная крыша над перроном, смотрим на множество рельс, которые разветвляются, смотрим на зелёные и красные огни над путями, рядом с силовыми проводами. В здании радиоузла постепенно умирает освещение.

Неподалёку от нас ждёт отправления поезд на Рим в 23 часа 20 минут, с одиннадцатого пути. Он отправится через сорок минут. Юдит поднимается в вагон первого класса, который ещё совершенно пуст. Кресла в купе можно сдвинуть вместе, превратив их в лежанку. Мы валимся на неё, ласкаемся и задёргиваем штору на стеклянной двери.

При мысли о Риме я становлюсь сентиментальным. Юдит тоже.

— Ты меня любишь? — спрашивает она.

— В следующий раз спроси меня об этом через десять лет.

— Хочешь, сделаем это здесь? Прямо сейчас?

Я выглядываю в окно, смотрю на часы. До отправления ещё тридцать минут. Ну, хорошо. Юдит стягивает свою майку через голову. Она вдруг заторопилась. В купе темно, лишь немного коричневатого света проникает из коридора сквозь ткань шторы.

— Я чувствую что-то, чего ты не видишь, и оно становится твёрдым!

— Дурачок! Это не эротично!

— Нет?

— Иди же, наконец, ко мне!

Она принимает меня в свои объятия и покусывает мочки моих ушей. Я чувствую полное расслабление и покой — похоти в этом ощущении почти не остаётся. Мир колышется над нами, несёт меня, словно на крыльях. Она дирижирует моим членом между её ног. Чувство такое, как будто только что было подписано перемирие. Как будто тридцатилетний человек дожил до окончания тридцатилетней войны. Наконец-то.

Наконец-то это произойдёт. Тук-тук.

Кто-то стучится в окно.

Мне следовало бы задуматься об этом раньше. Уж если фатум не хочет чего-то, то он и не допустит этого. Кто стучит — это Том? Ну я ему сейчас задам.

— Эй, Хаген!

О нет…

— Быстро, Юдит, одевайся и удирай что есть мочи! Быстро! Беги и не оглядывайся! И ни о чём не спрашивай!

Она подчиняется. Но уже слишком поздно.