Она с силой сжимает кулаки, чтобы короткие ногти впились в кожу, но даже эта боль не помогает девушке заткнуться. Сколько же она употребила этого проклятого зелья, что его эффект никак не кончается? Ох, Куинни, доберусь я до тебя!
Хотя Тина понимала, что вина лежит только на ней: она ведь прекрасно знает о рассеянности сестры и первым делом должна была убрать важную улику в другое место. Надо было вообще не трогать эту сыворотку или сразу же отдать ее в хранилище вещественных доказательств.
Внутренний голос ехидно шепчет, что волшебница сама накликала беду на свою голову, вот теперь пусть и отдувается за недальновидность.
- А как же я смотрю на вас, мисс Голдштейн? Какими глазами? – Персиваль, кажется, чувствует себя весьма комфортно в этой ситуации.
- Вы на меня не смотрите, мистер Грейвс. Иногда мне кажется, что я для вас не существую, хотя ничем не уступаю любому другому мракоборцу в этой комнате! – на секунду возмущение победило смущение. Но лишь на одно мгновение. – Вы редко обращаетесь ко мне, а если и даете поручения, то на ходу, обязательно думая о других вещах. Если вы и удостаиваете меня взглядом, то он всегда какой-то отсутствующий. И, знаете ли, такое обращение невероятно удручает.
Грейвс не выдерживает. Его крепкая плотина хладнокровия прорывается, и мужчина сначала выдавливает из себя пару смешков, а потом принимается раскатисто смеяться, проводя ладонями по лицу.
- Еще и смех у вас потрясающий, - едва слышно ворчит Тина, но Персиваль ловит каждое ее слово.
Он смотрит на нее, как на ребенка, и впервые за долгое время позволяет себе снять ледяную маску, откинуть здравый рассудок и проявить настоящие эмоции.
Порпентина не лукавит, смех у него действительно чарующий. Под стать голосу, под стать образу и этим невероятным глазам.
- Что-то еще, мисс Голдштейн? – весело спрашивает помощник Президента перестав, наконец, смеяться.
- Да, - девушка судорожно сглатывает, предчувствуя очередную волну стыда и ужаса. – Вы – чертов идеал, мистер Грейвс.
И роняет голову на стол, сверху еще прикрываясь руками, чтобы не видеть и не слышать новой реакции Персиваля.
Так кошмарно Тина себя никогда не чувствовала. Сейчас она полностью унижена и растоптана. Девушка проявила себя с самой непрофессиональной стороны, и теперь ей стоит ожидать лишь должности секретарши. Это в лучшем случае.
- Мисс Голдштейн, - мягко обращается к ней Грейвс, привлекая внимания волшебницы, - ваша находка действительно удивительна. Но, боюсь, мы не сможем представить ее в качестве доказательства по делу.
Порпентина что-то бессвязно произносит и поднимает голову, стараясь вернуть себе прежний официальный стиль. Несмотря на то, что безумно хочет по-доброму рассмеяться в ответ на слова мужчины.
- Мне кажется, вы устали, - продолжает он, а чертенята в этих карих глазах отплясывают что-то невероятное. – И вам стоит хорошенько выспаться. Надеюсь, завтра вы будете в полном порядке, Тина.
Девушка кивает и старается больше не произносить ни звука, чтобы не скомпрометировать себя еще больше. Персиваль решает больше не смущать сотрудницу и направляется к выходу из отдела. Но что-то заставляет его передумать, и у самой двери Грейвс поворачивается и обращается к Тине:
- Вы ошибаетесь. – Секунда тишины. - Я смотрю на вас, мисс Голдштейн. И гораздо чаще, чем мне бы того хотелось. – Пауза. - Доброй ночи.
Порпентина думает, что сейчас упадет. У волшебницы подкашиваются ноги, и она буквально оседает на стул, ошарашено смотря вслед Грейвсу. Она сидит еще так пару минут, прежде чем начинает собираться и поспешно покидает здание МАКУСА.
Голдштейн уже представляет, с каким трудом завтра заставит себя подняться с постели, прийти вовремя в отдел и не потеряться в Его глазах.
Но почему-то Тина абсолютно уверена, что завтра их взгляды пересекутся.