Сжигая запреты (СИ)

– Поешь, родная, – мягко, но настойчиво попросил я. – Иначе мама не позволит нам долго плавать. Только не плачь… Бл… Дарина, не плачь, пожалуйста. Иди сюда, – вынимаю ее из стульчика для кормления. Прижимаю к себе, игнорируя приклеивающиеся ко мне остатки еды. Не должен так делать, но, блядь, когда она плачет, мне плевать на правила. – Ты же знаешь, что слезы от еды не освобождают, Дарина? Тут это не работает, – пытаюсь оставаться твердым хоть в чем-то. – Давай, красивая. Надо все съесть. Хочешь, папа тебе поможет? Покормить тебя?

– Да… – пробормотала дочь все еще обиженно, растирая по щекам слезы.

И губы эти… За грудиной екает, когда их выпячивает.

Рассмеялся, Дынька обняла меня за шею. Вымазала мне едой щеку и пол-уха, но я не возражал.

Лишь вечером, когда дочь спала, мне удалось вернуться к тому зерну, что уронила утром моя Маринка.

– Так, а что с таблетками? Зачем спираль?

– Таблетки я продолжаю принимать. Спираль как дополнительная защита.

Я испытал облегчение. Как дополнительная, ладно. Не страшно. И надежно.

И все же…

«Зачем???» – пронеслось в моей голове оглушающе.

Но задать этот вопрос я не решился.

Она никогда не пыталась спровоцировать меня на полноценный секс. Всегда казалась довольной. Я регулярно шерстил ее дневники, не было ни намека, что ей чего-то не хватает.

И снова… Это.

Я замолчал, чтобы обдумать. И думал долго. В голове вертелось столько мыслей! Особенно ночами. И порочные желания топили, конечно. Хоть я и продолжал регулярно кончать другими способами – Маринка всегда старалась. Не нарушая установленной договоренности, доводила меня до безумия.

Она была очень нежной и внимательной, горячей и страстной, открытой и жадной, понимающей и чуткой, ласковой и любящей… Она была миром моих грез.

Моим раем. И моим адом.

Моим всем.

А потом, когда мы полетели на остров… Развернулась эта блядская, Господи прости, свадьба. Маринка надела платье, но лично мне казалось, что она его все-таки забыла надеть. Все более-менее свободные мужики только на нее и пялились. Я немного выпил. И мне в голову внезапно ударила мысль: на мою самку толпа охочих альфачей, а я ее даже не ебу как следует!

Маринка выглядела довольной, ровно, как обычно. А меня затопили сомнения, ревность и, безусловно, страхи.

Бахнув еще стопку, я подвел ненужную мне ранее бухгалтерию и заключил, что не ебал Маринку по-настоящему шестнадцать месяцев.

Шестнадцать, мать вашу, месяцев!

Я вдруг ужаснулся тому, что допустил.

И… Ночью мне буквально сорвало крышу.

59

В своем раю. И в своем аду.

Под стеклянным куполом огромного банкетного шатра тарабанит очередной реггетон. Почему под градусом народ так тянет на все эти шаманские пляски? Хотя моя жена стопудово как стекло, а первая звезда танцпола. Заводит толпу, пока невеста с женихом готовятся слинять. Встречаясь с последним взглядами, демонстративно закатываю глаза. Но ему-то точно по цимбалам. Помню я этот кураж.

Блядь, конечно, помню.

Лечу взглядом обратно, пока не сталкиваюсь с Маринкой. Находимся на некотором расстоянии, но у меня резко подрывает черепушку: она что-то поняла.

То, что я в тот момент и сам еще не догрузил.

Глотаю очередную порцию алкоголя и показываю ей, что нам бы тоже пора на выход. В ответ получаю изумленные глаза, надутые губы и сложенные в молящем жесте ладони.

Все понятно: «Сначала я и сорок моих слонов станцуем». Острый момент.

Кобра Чаруша – дикий антропологический тип. Если зашлась в драйве, обуздать сложно.

Только у меня ведь озарение! Меня продолжает крыть, как сотню пиздатой знати в Варфоломеевскую ночь. Я киплю. Я зверею. Я чувствую себя чертовым психопатом. И никак не могу определить, какие из моих ипостасей сражаются сейчас за власть. Давно они не появлялись. Я даже забыл, как это – чувствовать себя размноженным на долбаные клоны.

Маринка словно намеренно выжидает, добиваясь пика. Хотя нет… Конечно, нет. Откуда ей знать, что у меня лихорадка и тремор? Я все скрываю. Не позволяю ей увидеть, что я на панике. Что тело и душу воспламеняет. Что трясет каждый сантиметр плоти – люто. Усиленно держу стабильную маску, которая призвана показать, что мне здесь попросту адски скучно.

Не пускаю ее внутрь себя. Потому что там ужас и стыд, которые я все еще надеюсь переработать втихаря.

Шестнадцать месяцев… Шестнадцать, мать вашу, месяцев!

Какое-то время меня отвлекает дочь. Всем могу отказать, когда тащат танцевать. Только не ей. Когда лабает ее обожаемая «Бэггин», без раздумий расталкиваю толпу. Маринка к нам присоединяется. Отрываемся втроем, как самая счастливая и гармоничная семья. Да, мы выдаем и смеемся. В каких-то моментах целуемся. Но внутри меня по всему телу горячими точками вместо пульса бьется тревога.

Закидывая Дыньку на шею, обнимаю Маринку со спины. Она вращает задницей в ритм. А оборачиваясь, задерживает на мне такой распаленный взгляд, что внутри меня новая волна огня проносится.

Я помню год. Помню день. Помню все детали.

Но… Нас будто отбрасывает на самый старт.

«У тебя там гангрена?»