Читаем Сжигая запреты (СИ) полностью

Сжигая запреты (СИ)

Мое благоразумие сохраняется до вечера. Я уверена, что уж этой ночью он точно придет, и просто жду. Когда же этого не случается, тот чертов канат, что именуется терпением, без предупреждающего треска разлетается. Связь сердца с мозгом утрачивается. Меня рвет на эмоции, как на лоскуты.

Подхватываю зажигалку и, толком не осознавая, с какой целью, несусь на пляж. Там же суетливо озираюсь.

Вдруг Даня пришел?

Но нет.

Пирс… Кровать со свежим постельным бельем… Беседка, в которой я сегодня наводила порядки… Танцующий океан… Сам пляж… Везде пусто.

За грудиной что-то страшно заламывает. Отдает болью вниз живота и на лопатки. Вот так в один миг можно почувствовать себя глубоко несчастным человеком. И я, словно птица со сломанными крыльями, на резервном топливе эмоций по инерции лечу вперед, пока не оказываюсь рядом с беседкой.

Чиркаю зажигалкой и подношу огонек к дрожащей на ветру занавеске. Возгорание происходит мгновенно. Пламя, пожирая воздушную ткань, быстро достигает деревянных опор и перекидывается на них.

Я бы хотела сказать, что никаких чувств это во мне не вызывает. Но на самом деле мне будто еще больнее становится.

Сама не понимаю, что я уничтожаю.

Только как еще мне призвать демона Шатохина обратно?

Мне приходится все это сжигать. Чтобы он увидел тянущийся к небу огонь, где бы сейчас ни находился, и прибежал как на аларм[2].

Очередной приступ отчаяния меня настигает, когда вся беседка оказывается полностью объятой пламенем, а Даня так и не появляется. Ожидаемо, что состояние мое стремительно ухудшается, и мгновение спустя у меня случается выброс ядреного набора эмоций.

Потрясение. Печаль. Страх. Горе. Гнев.

С этим букетом я и встречаю выбежавшего, наконец, на пляж Шатохина. Пока он переводит ошарашенный, буквально безумный взгляд с высокого кострища на меня, я лишь стискиваю кулаки и решительно преодолеваю оставшееся между нами расстояние.

– Какого хрена ты тут устроила?! – яростно рассекает пространство Даня, едва замираю перед ним.

– А какого хрена ты меня тут бросил?! – отбиваю я.

Бушующее рядом пламя отбрасывает на нас красный свет. И мы будто тоже горим. Я так точно! Пылает моя душа, моя жизнь, мой мир!

– Я, блядь, не бросал тебя, – надрывает нутро, словно мои обвинения ранят. – Сказал, что вернусь!

– Сказал, Дань! – подтверждаю, не приглушая эмоций. Напротив, чувствую, как они разрастаются. – Сказал и ушел! И два дня прошло! Два, Дань!!! – трясу перед его лицом пальцами. – Ты не понимаешь, что мне тупо страшно одной?!

Его это отнюдь не пронимает, вижу.

– Чего бояться, Марин? На острове, кроме нас, никого!

– И все?! Все так просто для тебя, Дань? – искренне удивляюсь его непониманию ситуации. – Мой папа никогда бы не оставил маму одну в доме! – осознаю, что звучит как упрек, и сравнение не в лучшую сторону, но сдержаться не получается. – Помнишь, как тебя звали к нам ночевать, когда в доме оставались только я и сестры? Втроем! Нам было страшно без мужчины. А ты оставляешь меня здесь совсем одну! Одну, Дань! И неважно, что людей, кроме нас, нет!

Сначала кажется, что в Даниных глазах что-то мелькает – какое-то прозрение… Но на последних фразах он прищуривается, и я снова натыкаюсь на пылающую стену.

– Марин, у тебя все в порядке с головой? Ты ведь сама меня выгнала! И вообще хотела, чтобы я улетел!

– Да когда это было, Дань?! Пф-ф, вспомнил! Позавчера я просила тебя остаться, но ты ушел! Вчера просила – ты снова ушел!

– Да ты, блядь, взрываешь мне мозг, Марин!!!

– А ты мне нет, что ли?

– А я ебу, что ли? Чаще всего ты говоришь, что тебе просто на меня насрать!

– Ты же не веришь мне!

– Не верю, конечно! Но я еще помню, из-за чего ты меня выгнала. Проблема как бы не решена. И мне надо все это упорядочить, прежде чем я снова лягу с тобой в постель.

И снова «проблема»!

Ступор. Обида. Боль.

– Ты – идиот, Дань! Ты, блядь, просто идиот!!!

Слезы подступают, как всегда, не вовремя. Чтобы не позволить им пролиться при Шатохине, ухожу.

Только вот он… Нагоняет и, дергая меня за локоть, разворачивает обратно.

– Подожди сейчас, Марин… Скажи мне, ты подожгла беседку лишь для того, чтобы я пришел?

– Нет! – выкрикиваю я, пряча настоящие чувства. – Мне просто стало скучно! Решила поддать жару!

– Я тебе, блядь, сейчас такую жару устрою… Перья опалишь, поджигатель, – цедит сквозь зубы, играя желваками.

– Да, блин, попробуй! Давай!

Толкаю его, он ловит обратно. Песок взбивается и летит вверх от нашей возни.

– Чего так мелочно, Марин?! Почему ты не подожгла сразу дом? А?

– Ты там, кажется, где-то был сильно занят...