Сжигая запреты (СИ)

Как же мне хочется уйти! Но что я ни делаю, Шатохин не позволяет.

– Стой! Стой, блядь! – удерживает, еще крепче впиваясь пальцами в плечи.

– У тебя там вроде Бог робости на вахте? – припоминаю, не в силах тормознуть. Не хотела задевать за живое, но он меня так растрепал, что я просто вылетаю из собственной оболочки. – Это он, блин, такой охреневший мудак? Передай, что застенчивые люди так себя не ведут!

Даня… Он вдруг смеется и горланит на весь пляж:

– Я выебу тебя робко, Марин! Очень робко!

Понимаю, что мы одни. Но все равно смущаюсь.

И злюсь, конечно.

– Я тебя сейчас сама…

– Отлично! Отлично, Марин! – восклицает одобрительно. – Сейчас только, подожди. У меня все-таки пересменка.

– Можешь не тасовать своих чертей, Шатохин! Толку, если все они заточены на секс?!

– А тебе это типа не нравится, Марин!

– Типа нет, Дань!

– Угу… Вот именно, что «типа». Ключевое слово!

Ключевое, или нет, мы этими словами будто бьемся. Я пытаюсь достучаться, выразить свои чувства, но Даня… Он меня не слышит!

– Ты пьян, что ли?

– Разве что тобой.

– Проспись.

– Не помогает.

– Ну и… Твои проблемы, Дань! Я обиделась! – потеряв терпение, заявляю уже прямо. – И я от тебя ухожу!

– Стой, Марин… Какой ухожу?! На что именно ты обиделась?

– Нет, ну ты дурак, что ли?!

Нет, правда! Сколько можно меня мучить?

– Скажи, Марин!

– Я уже все сказала, Дань! Слушать надо!

– Да ты, блядь, надо мной издеваешься! – рявкает снова на максималках.

– Это ты, блядь, надо мной издеваешься! – вторю ему я.

– Марина… – звучит предупреждающе. – Давай поговорим на спокойных тонах. Иначе я тебя тут завалю.

О, он уже не просто рекламную кампанию разворачивает, а готовится к основному действу спектакля.

– А вот и не завалишь, Дань!

– Уверена?! То есть, горящая беседка – это не ведьминский транспарант «Давай поебемся, Дань! Ты лучше всех!»?

Я только с шумом сцеживаю воздух. Почти рычу от бешенства.

– Это транспарант: «Я соскучилась, Дань! Но ты – козел!»

Шатохин застывает. Переваривает.

Потом медленно переводит дыхание.

– Понял. Принял, – выдает разительно тихо. И не скрывая печали, так же приглушенно спрашивает: – Значит, секса не будет?

Вздыхаю и я, успокаиваясь.

– У меня живот болит, ясно?

Не вру. В самом деле неважно себя чувствую. Мало того, что спала ужасно, наработалась, еще и эти нервы. Лиза бы советовала мне выпить но-шпу и отдохнуть. Так я и сделаю, как только удастся удрать в хижину.

– И что это значит? Почему он у тебя болит?

Цепенею от потрясения, когда улавливаю в Даниных глазах беспокойство.

Он только обо мне волнуется? Или о ребенке тоже? Знать бы… Боже!

– Ничего страшного. Просто отдохнуть нужно, – шепчу я не без грусти.

– Ок, – выдает совсем коротко. Такую реакцию, как правило, выказывает в мгновения полной растерянности. – Иди.

Хочу обратиться с просьбой, чтобы он пришел поговорить утром. Но не успеваю. Даня отходит. Пересекая пляж, садится на песок у горящей беседки. Свесив на ноги руки, наблюдает за тем, как она полыхает, будто это обыкновенный костер.

Я вздыхаю. И молча ухожу, чтобы в свою очередь подумать.

Что мы делаем не так? Как нам найти друг к другу дорогу без криков и споров? Возможно ли это?

29

Давай разруливать, Марин.

Чем больше я открывался, тем неустойчивее становилась моя нервная система. Что эйфория, что уныние – далеки от гармонии. Кто бы что ни говорил, моя душа не мертвая. Я чувствовал. И чувствовал очень много. Достигнув последнего уровня, я провалился. Провалился под лед.

Ожидаемо ли? Наверное, да.

Но…

Я и был к этому готов. И вместе с тем не был.

Когда уходишь под лед, первое, что следует сделать – задержать дыхание. Второе – полностью расслабить тело. Третье – заблокировать сознание.

Последнее – самое сложное.

Но если ты допустишь мысль о том, что вода ледяная – тебе станет холодно. Если посмеешь анализировать, насколько здесь глубоко – тебя охватит страх. Если начнешь прикидывать свои шансы на то, чтобы выжить – развернувшаяся паника овладеет всеми системами твоего организма.

В панике человек обречен. Охваченный истерикой не выплывет никогда.

Чтобы научиться не думать, мне потребовались годы медитаций. В критических ситуациях именно это: а) спасает от сумасшествия; б) заставляет работать подсознание, в котором и кроется вся сила человеческого мозга.

Есть вещи, которые следует принимать в темноте, в тишине и в полном одиночестве. В одной из тех пещер, которые я обнаружил на острове, нашлось подходящее место. С момента той яростной близости я провел пять таких сессий. Марине они казались длительными, но опытный буддист надо мной бы поржал. Трехсуточное непрерывное уединение было бы в разы эффективнее. Вот только я боялся, что за такой период двинусь кукушкой. Обычному человеку в изоляции от света и звуков для разгона хватает получаса. Я не являлся обычным, но изменения, что происходили внутри меня, были слишком глобальными. Поэтому я прерывался и выходил во внешний мир, чтобы сделать паузу. И каждый такой выход приносил мне новые ошеломляющие открытия.