Сжигая запреты

– Да не волнуйся ты так, – неизменно разряжает все мои тревоги Марина. – Ты наших всех так натаскал, что у них запросы царские! Покруче, чем у меня. А это – ого-го!

– Ибо не хрен. Всякие мелкие змееловы нам, простите, на хуй не нужны. Шатохинских кобр надо любить на полную катушку.

– Аминь, Данечка.

Перевожу дыхание и заставляю себя переключиться в реальность. Дынька как раз повисает сзади, обнимая за шею. А Маринка забирает Матюху, чтобы остальные три запрыгнули на колени. Младшая и так бы залетела. От нее еще временами приходится спасать остальных – тормоза совсем слабые.

– Похоже, за стол мы пока не сядем, – вздыхает жена, когда Мот, которого я, соррян, иногда называю просто кишкомотом, дорывается до декольте ее шикарнейшего платья.

До Матвея Данииловича мне этого мелкого членоносителя еще воспитывать и воспитывать. Это тяжело, безусловно. По годам раздам не меньше, чем с дочками. Чувствую, столько же, сколько на пятерых выдам. Мой же. Без вариантов.

– Сисечник, – смеюсь.

– Весь в отца, – отбивает Маринка.

– От лица до яйца, – это, клянусь, ненарочито.

Забываю на нервах, что вокруг орава детей по массовке, как целый пионерский лагерь.

– Даня, – закатывает главная кобра глаза и уносит сына на кормежку.

За разговорами время пролетает незаметно. И до праздничного стола мы все-таки добираемся. А после всей толпой на пляж метим. Что еще делать на острове? Даже если здесь уже и теннисный корт, и баскетбольная площадка, и огромная детская площадка, океан всегда в приоритете.

– Как я выгляжу? – спрашивает Маринка, не переставая вертеть перед зеркалом задницей.

Она блогер-миллионник. По семейным ценностям, по здоровому питанию и спорту, по сексуальному воспитанию… В общем, много чего пропагандирует. Всегда в форме. Даже через два месяца после пятых родов. И да, даже в чертовом бикини. Если выстроить с дочками для фото, то там вообще трудно догадаться, что она их мать, а не старшая сестра. Надо только знать.

Качнув Мота, облизываю губы и ухмыляюсь.

Понимает же ведьма, что охрененно выглядит. Но все равно каждый раз задает этот вопрос. Только мне. Будто могу не заметить, какая она красивая. Акценты проставляет. Я давно раскусил, не дурак же.

– Как Маринка Чарушина, – выдыхаю тихо.

Бросает нас обоих на много-много лет назад – по глазам вижу. Калейдоскопом летит.

– Какая еще Чарушина? Мне тридцать три, Данечка. Я вечность как Шатохина.

– Да, но ничего не поменялось.

– Честно? – приникая к свободному боку, заглядывает в глубины моей души. – Помнишь, как у нас все начиналось?

– Вот прям в подробностях, Марин. Тот двадцатидвухлетний я с радостью бы оприходовал эту тридцатитрехлетнюю тебя.

Чаруша довольно хохочет и трется носом о мой подбородок, одним лишь своим запахом провоцируя у меня эрекцию. Я уже прикидываю, что можно Мота «прикачать» на полноценный сон и задержаться, когда в спальне, будто из неоткуда, появляется наша самая младшая кобра.

– Что значит «оприходовал»?

Марина, ныряя под мой подбородок глубже, то ли смеется, то ли кашляет… А мне приходится выкручиваться.

– Смотри, малыш, – выдаю серьезным тоном. – Когда ты кого-то очень сильно любишь и хочешь стать с ним одним целым, появляется такое желание. Но это грубое слово и…

– Я хочу приходовать Стефана! Я его люблю!

Нет, блядь… Вашу мать…

Передаю красной от сдавленного хохота Маринке сына и опускаюсь перед дочкой на корточки.

– Нет, Дайана, Стефан – собака. То, что я имел в виду, не касается животных. Я говорю только про людей. Про мужчину и женщину, – разжевывая это, стараюсь звучать спокойно и уверенно. За годы понял, что при такой подаче дети воспринимают информацию лучше всего. Никакого стыда, никаких нервов и уж, конечно, никакого ора быть не должно. – Это сложное действие только для взрослых. Детям так говорить не стоит, ладно?

– А когда я вырасту, тогда можно будет?

– После восемнадцати, при уместной ситуации, с достойным человеком – на здоровье.

– Договорились.

Даяна убегает. А Маринка прижимается ко мне, чтобы остановить это мгновение – чувствую.

– Ты – Бог, – шепчет, целуя в шею.

– Знаю, – важно соглашаюсь.

Не бахвалюсь на ровном месте. Но она всегда подогревает мою уверенность в себе. Да и просто разогревает так, что ух... Чувствую себя сверхчеловеком.

– Я так тебя люблю.

И это неизменно.

Как и ее ответ для меня:

– А я тебя, Данечка. Всецело люблю.

На пляже Маринка с другими женами забирают детей и позволяют почти сорокалетним нам ощутить себя теми самыми безбашенными пацанами, которые когда-то еще не знали, что так конкретно влипнут.

Охотно. Плотно. На всю жизнь.

Отстреливая друг другу щелбаны и выписывая безобразные тычки, с неудержимым хохотом несемся наперегонки к пирсу. Единственное, стараемся не сыпать, как когда-то, матами. Стараемся, ага. Благо, пока преодолеваем последний рубеж, грохот от наших стоп стоит такой, что перекрывает все. Вероятно, даже наш угорелый ржач.