Т-34 и другие рассказы о войне

Сегодня – так уж случилось – мое Отечество здесь. Иное, как утверждает Павлов, давно умерло, и сожалеть о нем – дело пустое. А вот вера осталась в душе. Есть заповеди Моисея, есть Евангелия и Заветы. И они никак не позволяют отдать на съедение обезумевшему племени, исходящему из Содома и Гоморры, весь цивилизованный мир. Не ради себя и даже не ради России, от которой осталось несколько десятков человек, должен я снова взять в руки оружие. А ради всего мира объявить новый – последний в своей жизни – крестовый поход. Ведь казаки – народ богоизбранный, и сила ему дана куда большая, чем хорошо обученному и подготовленному вермахту. Кто они? Язычники, верящие в богов, которых Гиммлер штампует в своем «Аненербе» как пропагандистские листовки. Да еще машины для ведения боевых действий. Но, что бы они ни писали на своих знаменах, Бог не с ними. Он с нами. Решено».

Краснов подошел к телефону и позвонил в приемную Петена. На счастье, маршал оказался в кабинете – старик, которому стукнуло почти 90 лет, редко выходил из своего логова куда– то, за исключением приездов немецких чиновников, командования и праздничных мероприятий.

– Маршал, говорит генерал Краснов.

– А, это вы, – с чувством явного неудовольствия ответил марионеточный президент Франции. – Что вам еще угодно?

– Я изменил свое решение. Сообщите в Берлин, что я согласен…

1943 год, Новочеркасск

Ровными рядами казачьего строя стояли вчерашние станичники и их дети на плацу вблизи горвоенкомата Новочеркасска. Не такой большой была эта армия, но блеск их глаз – как отражение их душ – вселял в любого, кто созерцал их сейчас, чувство уверенности и надежности. С такими бойцами, верил Краснов, действительно можно победить в войне.

Встав перед строем, атаман заговорил негромко, но четко и уверенно:

– Братья казаки! Прошло 20 лет с того дня, как оставили мы родную землю на поругание большевистской заразе. Думается мне, что пришло время возвратиться с оружием в руках, чтобы утвердить себя на земле, которая принадлежала нам на законных основаниях четыре века подряд. Что же заставило меня так думать? Нет, не только немецкое вторжение в Советский Союз, но и та несправедливость, которая была учинена с оставшимися в России после 1920 года солдатами Императорской Армии. Первое время, когда только получил я предложение от гитлеровского командования возглавить Имперское управление казачьих войск, стал я перед дилеммой: как казак хочу вернуться на родину и отвоевать свое, как патриот – не имею права. Проиграл войну, так с этим надо смириться. Россия, думал я, это уже не мы, это они, и вторжение нас, граждан Франции и Германии, на территорию России иначе, чем захватническим не назовешь. Нравится нам тамошняя власть или нет – нас это уже не касается. И только недавно узнал я от полковника Павлова о том, что власть эта истинно варварская, по отношению к которой никакие принципы не могут соблюдаться. Почему? Потому что она сама не соблюдает ни единого принципа как морального, так и правового, не держит ни единого обещания. Знаете ли вы, как поступили большевики с оставшимися в Крыму солдатами Врангеля, которым он – с подачи негодяя Фрунзе – гарантировал жизнь?!

– Убили, – послышалось из строя.

– Да, но как?! Их разрубали на части и живых еще бросали на корм рыбам. Наплевали они и на Врангеля, и на Фрунзе. Им крови подавай! А прикрытием для Лиги Наций назвали формальность – жизнь обещал солдат Фрунзе, а приказал стрелять чекист Троцкий. Так не иезуитство ли все это? А что на деле? А на деле – если есть русский народ, то осталось его совсем мало, и он будет переходить на нашу сторону везде, где бы мы ни появлялись. Значит, дело для него мы сделаем благое, и потому возвращаться надо, пусть даже и под гитлеровскими знаменами. А если нет его, если остались только вот эти вот бессовестные комиссары, то кончать с ними надо нещадно – нечего нелюдям на нашей земле делать! Пусть вернут чужое! В таком случае и подавно никакого греха на себя не возьмем, ибо нет греха в убийстве мерзавца, который не только выжил тебя из дома, но еще и брата твоего, оставленного на улице, убил!

Казаки верили атаману, но все же задумались. Посовещавшись, выдвинули вперед сотника – представителя.

– Дозвольте спросить, Ваше Высокоблагородие? Правильно ли мы поняли, что выступать вы нам предлагаете под флагом Германии?

– Так.

– Значит, делить нам теперь нашу землю с солдатами вермахта, с коими будем воевать плечом к плечу?