И снова бросок. Снова разлетается снег под гусеницами танков, натужно ревет двигатель. Глаза слезятся – яркое солнце отражается от миллиардов снежинок, и их блеск ослепляет не хуже, чем вспышка магния. За рычагами приходится меняться даже чаще, чем раньше, зрение начинает сбоить быстрее, чем устают мышцы. И солнцезащитных очков тоже нет. К счастью, день еще короток, солнце начинает быстро скатываться к горизонту. На какой-то момент становится даже хуже, но потом наступают сумерки, а дальше все возвращается к привычному уже режиму ночного движения.
Пожалуй, больше всего на нервы действовали дорожные развилки. Сеть дорог постепенно становилась все более разветвленной, и если раньше можно было тупо шпарить по одной-единственной дороге, то ныне приходилось то и дело останавливаться, чтобы по следам определить, куда повернули свои стопы немцы. Хорошо еще, среди разведчиков хватало людей, знающих нюансы охоты не понаслышке, а следовательно, и в следах разбирающихся, но все равно темп движения заметно снизился.
А утром их ждала встреча с немцами, причем оказавшаяся неожиданной для обеих сторон. Хромов с товарищами допустили ту же ошибку, что недавно Мартынов – привыкли они на подсознательном уровне, что немцы воюют по часам, а значит, ранним утром на дороге им взяться неоткуда. Фрицы же, разгромив крупную воинскую часть русских, были свято уверены, что уж здесь и сейчас им точно никто не угрожает. А потому, когда на дороге буквально лоб в лоб встретились немецкий грузовик и советский танк, обе стороны оказались к рандеву совершенно не готовы.
И все же Хромов, сидевший в тот момент за рычагами, отреагировал первым, сказался немалый боевой опыт. А он говорил, что в прямом столкновении у танка шансов больше, чем в бою с успевшей высадиться и подготовиться к бою пехотой. Прежде чем мозг успел сформулировать решение, он уже действовал. Да и не оставалось у них других вариантов, если честно.
– Башню назад, – рявкнул Хромов и одновременно бросил танк в атаку. Неясно, услышали ли его, или сами поняли, что повредить орудие в столкновении можно запросто. Да и неважно это было, в общем-то. Главное, когда танк и отчаянно пытающийся уклониться, но лишь ушедший от этого в занос грузовик столкнулись, башню успели развернуть в безопасную позицию.
Толчка Хромов практически не почувствовал, слишком велика была разница в массе разогнавшегося танка и потерявшего управление грузовика. Через доли секунды Т-34 встал на дыбы, несколько секунд балансировал так, отчаянно вращая слившимися в блестящие ленты гусеницами, а потом с душераздирающим лязгом обрушился вниз, сминая и растирая грузовик в клочья искореженного металла. Крутанулся, словно танцуя вальс, и в следующий миг пришлось срочно парировать заклинку левой гусеницы. Что-то в нее попало. Но танк – он на то и танк, чтобы, успешно «пережевав» неопознанную железяку, вновь уверенно двинуться вперед. Еще пара секунд, и Хромов рывком остановил его. Покачнувшись, тот замер, и лишь мотор все еще рычал, как медленно успокаивающийся зверь.
Так и коробку искалечить недолго, словно между делом успел подумать он, выбираясь наружу, а тело уже само делало все остальное. Пистолет, будто живой, толкнулся рукоятью в ладонь, чуть пригибаясь, Хромов в какую-то секунду оказался возле обломков грузовика. Рядом уже были его бойцы…
– Нихт шиссен!
Вот те раз! Он-то думал, что в этой куче хорошенько перекрученного железа ничего уцелеть не могло, даже оружие извлек на автопилоте, а тут глядите-ка, живой «язык» организовался. Да еще и не один. Это мы удачно зашли…
Без малого тридцать тонн первоклассной стали, обрушившись на кабину грузовика, превратили ее содержимое в фарш, основательно перемешанный с болтами, гайками и прочим железом, вырванным силой удара из двигателя автомобиля. А вот кузов пострадал, на удивление, меньше. На удивление – это потому, что, несмотря на прочную вроде бы раму и весьма габаритный (э-эх, не те времена сейчас, когда из литра объема выжимают за сотню лошадей, а особо продвинутые итальянцы и под триста, здесь мощность достигается по-простому, непомерным раздуванием этого самого объема) двигатель, при всем желании они были не в состоянии ни остановить, ни даже чуть отклонить бронированную громадину.
В кузове уцелели двое. Упитанный до состояния, когда это еще на последнем пределе не считается «толстым», ефрейтор, и обычный, ничем не примечательный рядовой. Он, впрочем, был и непримечателен, и бесперспективен, потому что не жилец. Ноги буквально разрубило обломками металла, и теперь немец стремительно истекал кровью. А вот ефрейтор был жив, практически здоров, небольшая шишка на лбу не в счет, и полностью готов к сотрудничеству. Уж больно впечатлился видом того, как из-под перекрученных кусков железа текут красные, слабо дымящиеся на морозе ручейки.
– Ну что, сволочь, лыбишься? Вылезай.