Т-34. Выход с боем

За спиной у танкистов Терцева в последние дни остались десятки километров дорог Центральной Украины. Марши совершались главным образом в ночное время. Остались позади прорыв фронта в районе Оситняжки, встречные фланговые удары по ним с двух сторон частей 8-й германской армии от Ташлыка и Липянки. Затем был бросок на Толмач. Так и не дойдя до него, танки повернули севернее, на город Шполу. Город прошли совместно с 5-м гвардейским Донским казачьим кавалерийским корпусом генерала Селиванова. Расширяя прорыв, часть танков кинули вперед, в западном направлении на Звенигородку. А их опять развернули на север, в район Ольшаны, где образовался очаг ожесточенного сопротивления противника.

Ориентироваться было трудно. Грязь, темень, непрерывный рев в ночи своих и чужих двигателей со всех сторон. И промозглый дневной сон, тревожный и короткий. В который раз при свете карманного фонарика получивший очередную задачу капитан Терцев водил по карте пальцем. Ага, вот населенный пункт Ольшана, а вот речка с похожим названием – Ольшанка. Роту направляли вокруг города с задачей блокировать подходы к реке. Вдоль нее ожидался подход немецких танков со стороны котла на помощь обороняющимся в городе.

– Против нас «викинги», – доложили разведчики мотострелкового батальона. Накануне ими были замечены здесь эсэсовские танки. Как минимум всего около десятка. В основном «четверки», видели «пантеру», плюс самоходки. Сейчас расположились на дневку в лесу – по дорогам все равно не проехать в светлое время суток.

Присутствовавшие при постановке задачи командиры танковых экипажей настороженно переглянулись. После начала наступления их рота насчитывала всего пять машин: по две в первом и третьем взводах, одна во втором…

– Наплевать – умоем, – проговорил командир взвода старший лейтенант Малеев. И зло добавил: – Недочеловеки!

Малеев был известен в батальоне своими высказываниями, состоявшими из применяемой к противнику его же собственной идеологии. Даже удивительно, где и когда он успел с ней так подробно ознакомиться. Дежурно кивая на собраниях фразам об освобождении, которое несет Красная армия на своих штыках народам Европы и всему миру, старший лейтенант имел свое особое мнение о расовой неполноценности противника. И был непримирим в его отстаивании повсюду. Даже как-то получил замечание о том, что так рассуждать нельзя. Что не все немцы нацисты и что мы должны освободить от Гитлера в том числе и обманутый германский народ.

– Унтерменши! – презрительно бросил Малеев, выслушав замечание.

Вряд ли на такую трактовку событий Малеевым подействовали только статьи Ильи Эренбурга и карикатуры Кукрыниксов. Скорее вид родного села, которое ему довелось освобождать и где на окраине в большом амбаре были сожжены все жители, включая его семью. С тех пор старший лейтенант Малеев отличался в боях особой дерзостью и безрассудной, отчаянной смелостью. А еще, пожалуй, жестокостью. И крайним цинизмом в высказываниях. Не было ни одного случая, чтобы взвод Малеева приводил пленных. Противник мог быть оставлен им в покое только в одном виде – мертвом. Все это в батальоне отлично знали и с Малеевым не спорили. Причины такой патологической ненависти были всем ясны. Да, по большому счету, он был прав. Без всяких идеологических сглаживаний коротко и ясно рубил то, что было на душе у всех. Правда, замполита беспокоило, что идеологические аспекты в текущей войне Малеев заменял исключительно противостоянием славян и тевтонов. Считая последних исторически ниже и примитивнее первых. Как-то это попахивало панславизмом для тех, кто был в курсе, о чем идет речь. Это не совсем укладывалось в официальную версию. Хотя, безусловно, имело под собой весомые основания и уж точно было полезно в разрезе текущего момента. Одним словом, Малеев воевал именно так, как было необходимо здесь и сейчас. И даже, пожалуй, более того. И это перекрывало собой все остальное. Об остальном придет время поговорить после войны…