Т. 4. Сибирь. Роман

— Вы все ж таки не одевались бы так приметно. Вчера двоих студентов забрали, — заботливо сказал Степа, наблюдая за Катей, за тем, как она перед зеркальцем на стене устраивает на голове черную шляпу. — И холодно в шляпе к тому же, — рассудительно добавил он.

Ему и в голову, конечно, не пришло, что, одеваясь так тщательно, Катя думала об Иване Акимове. Ведь мог Ваня оказаться сейчас у Насимовичей? Разумеется, мог.

— Учту, Степа, но в следующий раз.

Она ушла, оставив в лукьяновском подвале как бы на память Степе тонкий аромат духов и свечение своих глаз, таких лучистых, таких ласковых, что забыть их сразу не было сил…

4

К дому пана Насимовича Катя не просто подошла, а, точнее сказать, подкралась. Она долго наблюдала за глухим и сумрачным переулком, прячась за тумбой, на которую наклеивались афиши и объявления. Выждав момент особенного затишья, когда вдруг пригасли звуки от раскрываемых калиток и ворот, не по-обычному гулко разносившиеся в морозном воздухе, Катя вбежала во двор Насимовича, и вот уже стукоток ее каблуков раздался на дощатом крыльце.

Дверь открыл сам Бронислав Насимович. Он радостно схватил Катину руку и, не выпуская, стал звать жену:

— Стася, Стасенька, скорее сюда!

Тетя Стася, напуганная возгласами мужа, прибежала из второй половины дома в чем была: легкое домашнее платье-халат, мягкие туфли, опушенные белой овчиной.

— Зося! Здравствуй, милая Зосенька! — Тетя Стася слегка отстранила мужа и обняла Катю. Потом она выпустила из своих объятий девушку, отдалилась от нее на два-три шага и, осматривая Катю, заговорила торопливо, с подъемом:

— Ты посмотри, Броня, посмотри, как она похорошела! Прелесть! Очаровательная прелесть!

— Ну, что вы, тетя Стася, какая там прелесть? Обыкновенная обыкновенность, — засмущалась Катя.

— Нет, право так, Зося. Ты как-то переменилась… Тебе не кажется, Стасенька, что она как-то повзрослела, что-то появилось в ней такое внушительное, — говорил Насимович, то отходя от Кати, то приближаясь к ней.

Катя вообще не любила оказываться в центре внимания, но восторги Насимовичей выражали лишь их свойство замечать других. Это были восторги людей бескорыстных, искренних, любящих товарищей по борьбе, и Катя почувствовала, что похвалы Насимовичей ей приятны.

Катю провели во вторую половину дома, в маленькую комнату, в которой она уже обитала, и велели раздеваться. Насимович сказал ей, что, поскольку у Лукьяновых стряслась такая беда, она поживет здесь, пока не сложатся какие-то новые обстоятельства.

Переходя из комнаты в комнату, Катя все посматривала то на вешалку, то на полку для головных уборов, не встретится ли что-нибудь Ванино. Тетя Стася словно угадала Катины мысли и, когда они все трое присели, сказала:

— Не томи, Броня, Зосю, сообщи ей главную нашу новость.

— Сей момент, Стасенька. Ну вот, Зося: из Нарыма получено сообщение: товарищ Гранит жив-здоров, и, поскольку за ним идет усиленная охота, он запрятан в тайге у охотников.

— Это уже хорошо! Как я рада! Это очень хорошо, — стараясь быть как можно сдержаннее, сказала Катя и, помолчав, спросила: — Долго продлится его таежная жизнь?

— Ну, сказать точно трудно, Зося. Думаю, однако, что продолжение его побега было бы целесообразно отложить. Пусть у полиции сложится убеждение, что он гуляет где-то в Москве или в Петрограде.

— Если позволяют условия, дядя Броня, то, конечно, лучше всего сделать именно так, но можно ли Граниту не торопиться, я не убеждена…

Катя опустила голову. Ей вспомнилась спешка, с какой отправляли ее из Петрограда в Томск с деньгами и документами для Ивана Акимова, беспокойство брата Саши, который доверительно сообщил ей, что дядюшка Вани профессор Венедикт Петрович Лихачев очень плох и что вокруг него в Стокгольме увиваются уже темные личности, решившие, вероятно, завладеть его научным архивом.

— А как ты, Зося, поездила? — нарушая Катину задумчивость, спросил Насимович.

— Ой, дядя Броня! Так интересно, так интересно… Сейчас все, все расскажу. — Катя вместе со стулом придвинулась поближе к тете Стасе и Насимовичу.

— Повремени, Зося, с рассказом. Чуточку повремени. — Насимович вдруг встал и, подхватив жену под руку, торопливо вышел.

— Поскучай, Зосенька, с полчасика, — обернувшись, сказала тетя Стася.

Катя осталась в комнатке одна. Она увернула в лампе фитиль, слегка отдернула плотную темную шторку. За окном стояла светлая морозная ночь. Месяц висел над городом низко-низко. Изогнутое чашей звездное небо переливалось, мерцало, и казалось, что оно течет, как река. Глядя в окно, Катя прислушивалась к звукам, которые доносились до нее из комнат Насимовичей. Вначале там звякала посуда, потом то и дело открывались и закрывались входные двери, и говор людей становился все более многоголосым. «Что это у них там? Неужели еще заказчицы не могут успокоиться?» — думала Катя.

— Пойдемте, Зося. Все в сборе, — заглянув в дверь комнатки, сказал Насимович, и Катя направилась за ним, несколько озадаченная.