«Сашуля, здравствуй, братишка! А я все в Сибири. И, вероятно, еще задержусь здесь на некоторое время. Дней прошло сравнительно немного с той поры, как я приехала, а столько всяких событий протекло. Спешу тебе сообщить, что побывала в деревне и жила несколько дней в настоящей тайге, общалась с крестьянами, охотниками, фронтовиками, молодежью. Была арестована, но освобождена крестьянами. Потом бежала. Если свести все мои впечатления к одному итогу, то скажу вот что: народ в Сибири жаждет революции, ждет ее и, несомненно, поддержит нас.
Вчера сделала подробное сообщение здешним комитетчикам. Отнеслись очень заинтересованно, кое за что похвалили меня. (Говорю правду, Сашуля, ей-богу, не бахвалюсь.) Товарищи попросили меня помочь в некоторых делах.
Во-первых, я взялась написать листовку, посвященную положению сибирских крестьян. Тут царит произвол — и богатеев и властей — чудовищный.
Во-вторых, поставили мы задачу превратить процесс одной вдовы-крестьянки, убившей полицейского, в политический процесс. Есть тут адвокаты, сочувствующие революционному движению. Постараемся установить с ними контакт, привлечь в качестве свидетелей максимальное количество крестьянок из трактовых сел, которые изобличат полицейского как первостатейного негодяя, характерного представителя царского прошившего режима. С крестьянкой, о которой я пишу, мне удалось познакомиться. Она грамотная, благородная и, по моему ощущению, готова к борьбе. Мне поручено подготовить ее к процессу. Будем делать все, чтоб проникнуть к ней в тюрьму.
И третье. Знаю, что ты этому удивишься и, может быть, даже сразу не поверишь. Представь себе, в селе Лукьяновке я встретила одного из проводников профессора Лихачева в пору его путешествий по Сибири. Случайно я узнала, что у этого человека хранится тюк с бумагами ученого. Нет никаких гарантий, что бумаги не будут утрачены по тем или иным причинам. А ведь неизвестно, что это за бумаги. Может быть, это ценные материалы нашей отечественной науки.
Товарищи, которым я об этом рассказала, правильно решили: спасти бумаги ученого во что бы то ни стало. Возможно, я сумею уговорить проводника и запрятать бумаги в тайге у одного препотешного старца по имени Окентий Свободный, который хотя и далек от революции, но человек, сочувствующий угнетенным, поскольку и сам он продукт социального гнета.
Через несколько дней я снова отправлюсь в села, расположенные по Сибирскому тракту. Думаю, что и на этот раз все обойдется хорошо.
О Ване ничего не сообщаю, так как основное тебе известно от Нарымского центра. Он в безопасности, но продолжение побега пока невозможно. Буду счастлива, если сумею с ним все-таки повидаться.
— Ну, а ты как живешь, Сашуля? Не вздумай, негодный, привести без меня жену. Должен же ты спросить на это мое разрешение. Ведь я тебе ничего худого не посоветую.
Ах, Сашуля, знал бы ты, какое сильное впечатление на меня произвела Сибирь! Все здесь обширное, могучее, крепкое и какое-то по-настоящему величественное.