Т-а и-та

— Боже, Тамара, как ты, однако, наивна, — волнуясь, замечает Золотая рыбка, — во-первых, Таиточка еще слишком мала, чтобы понять такую важную вещь, как лежащие на книжке в сберегательной кассе деньги, а во-вторых… К чему ей и шубка, и нарядное платье, когда она целыми днями сидит взаперти в своей сторожке.

— Неправда, она гуляет.

— Несчастная! Это она называет гулять: постоять четверть часа на пороге мертвецкой при открытой двери на крыльцо.

— Ах! — и маленькая ладонь Шарадзе изо всей силы шлепает себя по лбу.

— Что такое? Что с тобой?

— Идея, mesdames, идея!

— Новая задача или шарада, конечно? — иронизирует Золотая рыбка своим стеклянным голоском.

— Да, если хотите, это — шарада, но такая шарада, которую не решит никто.

— А ты решила?

— Я решила.

— Двенадцать тебе с плюсом за это, — и Маша Лихачева посылает армянке воздушный поцелуй.

— Говори же, говори, Тамара! — звучат кругом голоса заинтересованных девушек.

— Вот в чем дело, mesdames. Ведь Скифки нет в институте.

— Нет, но это не шарада, а решенный вопрос.

— И не будет еще с неделю по крайней мере.

— Да, почти целую неделю.

— А комната ее пуста.

— Разумеется.

— А Тайночке нашей адски надоела сторожка.

— Надоела, понятно.

— Так нет ведь Скифки в институте, — повторила Шарадзе.

— Нет, что ж, из этого наконец?

— Ну, так вот, нельзя ли временно перевести Тайночку к Скифке, предварительно наказав нашей милочке ничего не трогать. В комнате Скифки… Таиточке будет там у нее хорошо: и воздух другой и постель мягкая и простору больше. Да и мы больше времени уделять ей можем, не рискуя попасться на глаза Ханже. Что, mesdam'очки, какова моя шарада? — и Тамара сияющими глазами обвела подруг.

— Она гениальна!

— Молодчина, Шарадзе!

— Умница, Тамарочка!

— Шарадзе, браво! Бис!

— Тер-Дуярова, придите в мои объятия, я вас расцелую! — комически приседает перед армянкой Золотая рыбка.

— Качать Шарадзе! Качать!

— Mesdam'очки, тише! Тише! — звучит грудной низкий голос Земфиры. — Вы так кричите, что на другом конце города слышно. Ведь сборище наше не разрешено начальством, прошу не забывать.

Но ее никто не слушает. Тамару подхватывают на руки и качают. Ночные туфли валятся с ног армянки, она хочет их схватить, но Золотая рыбка предупреждает ее желание, подхватывает их со смехом высоко держа их над головой потрясает ими как трофеем победы и мчится с ними из «клуба» в дортуар. За ней летят, едва сдерживая готовый вырваться из груди хохот, остальные. Вся нестройная маленькая толпа несется, шаркая туфлями и шелестя нижними юбками, в дортуар.

Едва достигнув порога умывальной, все сразу останавливаются у дверей. Зловещий, отчаянный, полный нечеловеческого ужаса крик несется откуда-то издали, со стороны нижнего коридора.

— Что это, mesdames? Что это?

— Ааа!.. — и со слабенькой Хризантемой делается истерический припадок.

— Убивают кого-то… — шепчет Шарадзе, и в черных глазах армянки разливается ужас.

— В дортуар скорее, в дортуар!

Вся маленькая толпа испуганных девушек ринулась, дрожа, в спальню. Там царит тот же ужас. Все проснулись. Волнуясь, смущенные и испуганные, Допытываются друг у друга:

— Кто это кричал так страшно?

— О, Господи, что случилось внизу?!

И с замиранием сердца прислушиваются к звукам, раздающимся вдалеке. Но ничего особенного не слышно.

Капает по капле в бассейн вода из крана. Институт спит. И выпускные, несколько успокоившись, мало-помалу ложатся по своим постелям. Вечер подходит к концу. Начинается ночь.

Между тем вот что произошло в то же самое время в нижнем коридоре.

Уже за чаем Заря Ратмирова обратила всеобщее внимание своим рассеянным видом, задумчивость и тревожным выражением глаз. Когда четыре ее одноклассницы, оставшиеся на рождественские каникулы в институте, поднялись в дортуар, Заря проскользнула мимо заговорившейся с кем-то Зои Львовны дежурившей в этот день у второклассниц, и спустилась в нижний лазаретный коридор.

Сердце девочки билось тревожно. Вот уже несколько дней, как юная княжна Заря не видит своего кумира — Нику Баян. Холодно встречают ее обычно ласковые глаза Ники, когда она, Заря, впивается взглядами в Нику на общей молитве или в зале, или в коридоре при встречах.

«Конечно, Ника Баян — талант и красавица, конечно, она „само очарование“», — придерживаясь институтского лексикона, говорит сама себе Заря, но… но… ведь ласкова же она со всеми другими и больше всех с этой глупой белобрысой девчонкой, которая отняла у нее, Зари, Никину любовь. Недаром же следит за ними изо дня в день Заря и видит, как почти ежедневно Ника прокрадывается в сторожку, где живет эта «белобрысая дрянь». Заря с ненавистью вспоминает о Глаше. Не будь ее, Ника Баян не отдала бы этой девчонке весь свой досуг и продолжала бы в свободное время бывать с ней, Зарей, княжной Зиновией Ратмировой («Зарей» она почему-то называла себя в раннем детстве, и с тех пор это имя так и осталось за ней).