Т@йва: Диалоги о Японии

– Это так заметно?

– Это совсем незаметно, но это сильно влияет на экономику. Якудза всегда активно занимались куплей-продажей земли и сделками в сфере недвижимости, и сейчас одна из причин «плохих кредитов» японских банков именно в этом. Вы знаете, ведь сотням банков очень трудно вернуть свои деньги. Когда 10 лет тому назад японская мафия скупала баснословно дорогую землю, она делала это в основном не на свои деньги – мафия получала кредиты. Теперь же, когда цены на землю кардинально изменились в меньшую сторону, мафия не может и не хочет вернуть эти кредиты. А банки не могут заставить бандитов платить – это… жизнеопасно.

Думаю, что на этом о Японии довольно. Теперь можем поговорить о России. В детстве я читал русскую литературу: Толстого, позже – Достоевского, хотя… в Достоевском я тогда не понимал ничего. Позже, когда я учился в университете в Токио, то застал эпоху студенческого марксизма, такая волна прокатилась тогда по всему миру. Тогда студенты интересовались марксизмом и социальными вопросами, забывая о них после поступления на работу, – это особенность студенческого марксизма. Кроме того, моё пребывание в университете совпало с конечным периодом интенсивного экономического роста. Начался период анализа и самокритики, и студенческое движение отражало эти настроения. Я тоже заинтересовался марксизмом и социализмом. Начал сравнивать различные социальные устройства, системы. В то время существовала даже такая наука – сравнение социальных систем. Довольно подробно, академическим образом я изучал советскую экономику.

Когда же я поступил в МИД, сдав очень тяжёлый трёхдневный вступительный экзамен, то подал заявку на изучение русского языка. В университете я уже был знаком с русским, но поверхностно. В основном я занимался английским, немецким и французским языками. Моё желание заняться русским означало, что я хотел бы специализироваться в сфере дипломатических отношений с СССР и таким образом восстанавливать нарушенный баланс японской дипломатии. К счастью, мне дали соответствующее разрешение и через год направили за границу только для изучения языка. Это очень хорошо, потому что в Японии крайне трудно это сделать, ведь все вокруг разговаривают только на японском. Мне же повезло – я уехал в Гарвард.

Должен сказать, что особенность моего обучения в Гарварде состояла в том, что я досконально занимался советологией и очень много читал литературы по этому предмету – по 200 страниц английского текста в день. Я заметил, что главные факты о Советском Союзе излагались там довольно объективно, но вот вывод часто был очень тенденциозным. Здесь надо было иметь в виду особый образ мышления американцев – они всегда отталкиваются от вывода, то есть от своего мнения. Сначала вывод, потом аргументы. От этого они копают и копают, собирают множество фактов, данных, но часто впустую – вывод был задан с самого начала. Это тупик. У меня же не было никогда антисоветизма в убеждениях, и я сразу обнаружил эту странную закономерность американского мышления, поэтому выводы я просто игнорировал, и старался руководствоваться фактами.

После Гарварда я впервые приехал в Россию и стажировался уже в МГУ. Там я в основном занимался русской литературой: Пушкиным, Чеховым, Толстым – и был этому очень рад. Знаете, советология – это очень серая наука. Я выбрал литературу, тем более что она даёт наиболее полное представление о языке. Когда изучаешь политику в такой стране, как Советский Союз, лексика становится очень ограниченной – ты можешь свободно читать газету «Правда», но продвинуться дальше невозможно.