Та, что гасит свет (сборник)

— Что с тобой? — оторопел он, увидев красные глаза Бориса Антоновича.

Тот махнул рукой.

— Я только что разговаривал с Барковым. У него сейчас запись примерно на три недели, подвинуть никого нельзя. Но дней через двадцать он тебя прооперирует. Вынет грыжу, а между позвонками вставит четыре титановых винта вместо разрушенных дисков. Голову на отсечение дает, что ты через полгода в футбол играть будешь. А потом и ногу тебе вытянем — станешь абсолютно здоровым человеком. Двадцать первый век, третье тысячелетие, сейчас такие технологии! А ты тут нюни распустил! И всего делов — один день и пять тысяч долларов. Деньги-то есть, или у меня возьмешь?

— Мне Саша обещал.

— Ну вот и хорошо. Давай прекращай истерику. Отвезем тебя на поезде в Москву и сами привезем обратно. Пока дома полежишь, пописаешь в уточку, а Наташка за тобой поухаживает.

— Не поухаживает. Мы разводимся.

— Во как! Это почему?

— Трахается со всеми подряд.

— Это, брат, раньше надо было думать. У нее на роже написано, что она дает каждому второму.

— Каждому третьему. Это раньше она была кассиршей, а теперь, извини, офис-менеджер на иномарке.

— Блин, сорок лет, а сам как ребенок. Сиськи с жопой увидел — и головой в омут. Помнишь у Бунина — «Вертер из Тамбова»? Ладно, я пошел. Сегодня здесь переночуешь, а завтра домой, а то у меня жить дорого. Да и скучно. Ни Интернета, ни телика.

— А у меня мышцы ног за три недели не атрофируются?

— Тут дилетанты, ты считаешь, собрались? А физиотерапевт на что? А массажист на что?

— А что говорит Клетцер?

— Передает привет. Да мы и без него обойдемся, его методы не то что устарели… Просто теперь они не для нашего случая. Держи себя в руках. Все будет хорошо. Пока, дорогой, а то у меня пациенты…

Не успела за ним закрыться дверь, как в палату влетел Саша с двумя большими пакетами в руках. Он достал выпивку, фрукты, пластиковые тарелки, стаканы. Из кармана вынул складной ножик, аккуратно нарезал яблоки, почистил апельсины.

— Что за нож чудной? — поинтересовался Борис Антонович.

— Spider, английский, студенты подарили. Лезвие тонкое-тонкое, но прочное, вообще не гнется и острее бритвы, а клинок, между прочим, десять сантиметров. Я им всегда фрукты нарезаю, легко и… эстетично, что ли.

— Подари.

Шурик задумчиво почесал в затылке:

— А зачем он тебе? Сеппуку делать?

— Понравился.

— Точно не будешь живот вспарывать? Ладно, тогда заберешь потом.

— Хватит фруктов, наливай, а то меня колбасит.

— Тебя завтра не будут оперировать?

— Нет. Анатольевич заходил, сказал, лично к Баркову в Москву повезет через три недели. А пока массаж, процедуры и прочая фигня. Причем на дому, а там эта стерва… Видеть ее не могу!

— Так что случилось-то?

— Выпьем, расскажу.

Они чокнулись и разом махнули по полстакана. Борис Антонович передал содержание своей беседы с Натальей. Саша побледнел:

— Это единственный случай, когда я жалею, что оказался прав.

Когда, раскрасневшись, они накатили по четвертой, неожиданно на пороге появился Иван Анатольевич.

— Вы что это, сукины дети, делаете?! Совсем стыд потеряли?

— Я, Вань, привожу психическое состояние пациента в норму. А то он так переволновался, гляди, инфаркт хватит.

— И чем приводишь? — Врач потянул носом воздух.

— «Хеннесси Икс-О» привожу.

— Если так, то мое психическое состояние тоже нуждается в поддержке, — сказал Иван Анатольевич и тяжело опустился на табурет. — Наливай.

Шурик достал еще один пластиковый стаканчик, вынул из пакета припрятанную бутылку, плеснул прилично.

— За здоровье! Правильно? — спросил врач.

— За него, как иначе, — поддакнул Борис Антонович.

Выпили.

— Красота! — Иван Анатольевич поставил свой стаканчик и взял ломтик яблока. — Слушай, Борис, да не переживай ты так! Поставим тебя на ноги! Потерпи три недельки!

— Да он больше из-за жены, — вставил Саша.