Та, что гуляет сама по себе

— Хорошо, — она сложила ладони домиком, положив подбородок на нагретые пальцы. — Моя мать, Мариэль Бьорк, в Кровеснежную Ночь перекинулась в сокола и улетела из дворца. После она спряталась в деревушке Прадмунт, женив на себе за сына тамошних сидроделов. Там и родила меня, обставив дело так, что ребёнок недоношен. Я не знала, кто она и кто я. Но две недели назад, восьмого липника, я вернулась домой с прогулки и…

— И встал Ликбер, и молвил он:

"Пусть не увижу больше света,

Пусть сгину, не сдержав обета,

Что изгоню я тварей вон…"

— Повествование занятное, конечно, — альв затянулся вишнёвой трубкой — небольшой, изысканной, с тонкой резьбой и чуть изогнутым мундштуком, скорее даже женской. Запрокинул голову и, не размениваясь на показные колечки, выдохнул струйку дыма в потолок. — Хоть и нерадостное.

За окнами плескалась ночная мгла. В таверне почти никого не осталось — лишь сборище мрачностей в дальнем углу да дне-рожденческая компания, распевающая "Балладу о Вратах Нижнемирья". Учитывая, что находящиеся в изрядном подпитии мужики постоянно забывали слова, новый куплет неизменно заводил тоненьким голоском чей-то сынишка — юркий пацанёнок лет десяти.

— "И у открытого окна

Нет, нет, мой милый, я не плачу.

Свечу зажгу я на удачу

И буду ждать, не зная сна…"

Джеми покосился на альва, невозмутимо попыхивающего трубочкой, потом на Ташу, не менее невозмутимо откинувшуюся на спинку в ожидании дальнейшего разговора. Единственной персоной, пристойно реагирующей на происходящее, можно было считать Найжа, опустившего голову, подозрительно тихого — впрочем, выпив, Найж подчас становился даже излишне сентиментальным.

Джеми сам не мог понять, что в данной ситуации задевало его больше: реакция Учителя на выслушанное или же само выслушанное, поведанное со всеми подробностями, мерным певучим голосом, в духе бродячих сказителей. Порой рассказчица прерывалась, чтобы глотнуть молока, но немедля продолжала рассказ: будто книжку вслух зачитывала. Улыбалась, где надо, а о самых жутких вещах говорила размеренно, чуть отстранённо… спокойно.

На самом деле Джеми был куда чутче, чем мог показаться на первый взгляд — хотя в таких случаях особой чуткостью можно и не отличаться, чтобы понять, что уж больно странно такое успокоение. И от упокоения оно отличается, пожалуй, только формальностями в виде лишней буквы и по какому-то недоразумению ещё бьющегося сердца.

Так что сейчас Джеми было крайне некомфортно от осознания того простого факта, что его госпожа ходит с обломившимся ножом в сердце, — раны не видно, но она есть, — и, по сути, уже мертва. И улыбается… говорит себе "в данной ситуации положено улыбнуться", и кривит губы.

— Итак, твоя сестра всё ещё у гномов.

— Да.

— И кто такой Воин, ты не знаешь.

— Да.

— И где его искать, не имеешь понятия.

— Да.

Альв лениво затянулся. Табак тоже был вишнёвым: некрепкий, сладкий, с пробивающимися сквозь вишню древесными и карамельными нотками.

— Мы могли бы помочь тебе его найти, — он даже с трубкой в уголке рта безукоризненно чеканил слова. — И… обезвредить.

Джеми поёжился — опять она улыбается…

— А взамен? — спросила Таша.

Альв усмехнулся:

— Кажется, миф о наивности светловолосых особ таки является мифом…

— В последнее время я как-то перестала уповать на чисто человеческое участие, — мягко произнесла Таша. — Итак, что потребуется от меня?

Её собеседник наконец пустил аккуратное дымное колечко, следя, как оно тает под потолком — впрочем, не он один: кое-кто из мрачностей, как подметил Джеми, тоже вскинул голову.

А потом альв отложил трубку, сложил пальцы перед губами в жесте, напоминающем молитвенный, и взглянул на Ташу даже пристальнее, чем раньше:

— Ты.

Таша вскинула бровь:

— Мои обязанности?

— Подчиняться.

Она хмыкнула:

— Забавное у вас понятие об обязанностях принцесс…

— Когда мы возведём тебя на престол, ты станешь королевой. И тогда будут подчиняться тебе. Но пока ты — ничто, — он не оскорблял, он просто констатировал факт. — Знаешь ли ты, как пробить себе дорогу к трону? Сможешь ли даже приблизиться к нему без посторонней помощи?

— Просто это никогда не входило в мои планы на будущее.

— Теперь это будет единственным твоим планом.

Таша сцепила руки в замок:

— Зачем вам это?

— Что "это"?

— Возвращать Бьорков на престол. Чем вам не угодил новый король?

— То, как он прошёл к престолу, — не замедлил вставить реплику Найж.

— А кроме этого?

— А должно быть что-то кроме? — кажется, альв был удивлён.

— Может, он жестокий человек. Но он хороший правитель. Вряд ли я когда-нибудь смогу стать таким же.

— Нельзя быть жестоким человеком и хорошим правителем одновременно. С годами он обязательно проявит свои… дурные наклонности.

— Тогда народ восстанет.

— Против него? Вряд ли. Привыкнут. Да и его чародейская мощь известна всем. Это тебе не безобидные беспечные Бьорки, не усмотревшие, как поднимают восстание под самым их носом. Шейлиреар будет крепко держаться за престол, и со временем Аллигран превратится в его вотчину, а времени для этого у него предостаточно.

— Потому что он чародей?