Увидев мой взгляд, Селин приподняла уголки губ.
– Это королевская орхидея. Мои любимые цветы.
Я улыбнулась ей и тепло попрощалась.
Вечером я устроила небольшую перестановку в гостиной. Моя обновка вписалась в атмосферу «Лавандового приюта» просто идеально. В крови бурлил адреналин, я кружила по квартире, окрыленная невесть откуда взявшейся энергией – протерла пыль, вычистила до блеска полы, даже помыла окна. Чуть поразмыслив, решила прибраться и на чердаке – там, в отличие от остальной части особняка, по-прежнему царил небольшой хаос.
Смахнула пыль – почему-то здесь она скапливалась очень быстро, убрала притаившуюся по углам паутину, разобрала пару ящиков, выкинув хлам – пустые коробки и упаковки, вырванные страницы, лишенные обложек, порванные детские игрушки и поломанные куклы. Желая протереть половицы, вдруг поняла, что одна из них проваливается вниз и свободно вынимается. Пошарив рукой в образовавшемся в полу проеме, удивительно похожим на тщательно запрятанный тайник, я наткнулась на продолговатый ящичек из темного дерева, с запирающейся на нехитрый замок крышкой. Чуть повозившись, открыла.
Моим глазам предстали запечатанные письма, скрепленные воском. Бумага… уже знакомая мне. Я огляделась по сторонам. Я не видела поблизости Кристиана, но значило ли это, что его здесь нет? Выходит, это те самые письма, что он от меня спрятал?
Я знала, что поступаю неправильно, но оказалась не в силах противостоять искушению. Мысленно попросив прощения, я сломала печать и открыла первое из писем. Одно письмо, наполненное горечью и грустью, второе, третье и наконец…
Из моих легких словно выбили воздух. Я сидела, ошеломленно глядя на строки, которые уже успела выучить наизусть. Селин. Орхидея.
Селин – владелица антикварного магазинчика, воспылавшая страстью к предметам старины. Орхидея – ее любимый цветок и брошь на ее платье.
Я нервно рассмеялась. Мой смех потонул в тишине чердака и оттого показался каким-то зловещим.
– Глупости. Кристиан жил полтора века назад, – уверенно говорила я. Всем известно, что произнесенные вслух, слова кажутся куда более убедительными. – Он – призрак, но Селин-то ведь нет!
Может, это ее пра-пра-прабабушка? Или сколько еще там нужно пра? Точно – ведь многие называют своих дочерей в честь давно погибших предков. Брошь – наверняка старинная – могла достаться ей в наследство, как и любовь к орхидеям – что же тут удивительного? Кто-то любит розы, как я – уж не знаю, сказалось ли на этом мое имя, кто-то лилии, кто-то – одуванчики и ромашки. Почему бы моей знакомой Селин не любить орхидеи – так же, как возлюбленная Кристиана когда-то любила их?
Но вдруг вспомнилось странное выражение лица Селин и ее поспешное «нет», когда я предложила ей заглянуть в «Лавандовый приют» и самой ощутить присутствие призрака. И весь этот разговор… она не удивилась, узнав, что в особняке обитает потусторонние гости. Откуда она знала об этом? Просто слухи или нечто большее?
– Розали, ты бредишь, – прикрыв глаза, твердо сказала я самой себе.
А вот Дикси мои слова заставили задуматься.
– С одной стороны, подумаешь – совпало имя и любовь к цветам – к тому же я не помню, чтобы кто-то когда-то называл ее орхидеей. – Ее голос в трубке звучал глухо, куда отчетливее я слышала звон посуды и перебранку Чака и Кей.
– Дикси, выйди, пожалуйста, в зал, – попросила я. – Я едва тебя слышу. Что до Орхидеи… так мог называть ее только Кристиан.
В трубке послышались шаги, голоса Чака и Кей стихали, пока не смолкли совсем.
– Я вышла на улицу, – сообщила подруга. – Энн справится в зале и одна.
Я закатила глаза. Дикси в своем репертуаре.
– Если тебе так не нравится там работать, то почему не уйдешь?
– А куда? К тому же… кто сказал, что мне не нравится? И вообще, не переводи тему. Я должна кое-что рассказать тебе о Селин.
Я насторожилась. Даже сотовый прижала поплотнее к уху.
– Что именно?
– Я Селин знаю уже лет шесть – с тех пор, как она впервые приехала в Ант-Лейк. Откуда – не помню, даже не спрашивай. Так вот что я хочу сказать… С тех пор она ни капли не изменилась.
Сердце бешено застучало. Я подалась вперед.
– Что значит… Не изменилась?
– То и значит. Не постарела ни на день. Помню, как мисс Гаскил на каком-то благотворительном вечере спрашивала Селин, как ей удается так роскошно и молодо выглядеть? Знаешь, спрашивает, а у самой в глазах такая зависть-зависть. А та и отвечает со своей королевской улыбочкой – дескать, у меня особая болезнь.
– Болезнь? Подожди, кажется, понимаю. – Я бросилась к ноутбуку и быстро набрала фразу в поисковой строке. – «Болезнь нестарения», кажется, она так и называется.