Та, что стала Солнцем

Он почти удивился, что его ярость не испепелила на месте эту легкую фигурку. Месть монаху никак не могла изменить будущее Оюана, но она стала бы платой за все то, что он выстрадал после реки Яо. Мысль о том, чтобы заставить монаха страдать так же, как страдает он сам, наполнила его мрачным удовольствием и пульсирующей болью, похожей на невыносимую боль от сильного ожога. Возможно, это последнее, что он еще мог ждать с нетерпением перед тем, как начнется все остальное. Он едва открыл рот, чтобы отдать приказ о наступлении, когда монах бросил какой-то предмет в сторону передовой линии Оюана. Он ударился о землю с приглушенным звоном. В наступившей тишине озадаченный Оюан услышал, как он катится к ним вниз по склону.

Потом мир взорвался.

Взрыв сбросил Оюана с коня. Вокруг него падали тела и горящие камни. В ушах так звенело, что он только по широко открытым ртам мог определить, что люди кричат. Их тела, покрытые пеплом, неестественно корчились, они были похожи на демонов, бредущих сквозь дым. Кашляя и шатаясь, Оюан двинулся по направлению к своей передовой линии. Но ее там не было. Была только огромная горящая яма глубиной с десятиэтажную пагоду. А от нее во все стороны расходящимися лучами лежали ужасные почерневшие останки, подобных которым Оюан не видел за все годы войны. Тела людей и животных были разорваны на куски и снова смешаны друг с другом. Землю усеяли обугленные кости, куски доспехов, скрученные узлом мечи и сорванные с голов шлемы, похожие на металлические цветы. Он стоял, прижав руки к ребрам, и смотрел сквозь льющиеся из глаз ручьями слезы на останки своей погибшей армии. Кто-то, хромая, подошел к нему. Это был Шао. Шао, наверное, уцелел бы в любом случае, как таракан, безжалостно подумал Оюан. И решил, что за это следует быть благодарным.

– Что тут произошло? – спросил Шао, и на этот раз Оюан не обратил внимания на его тон, на то, что он говорил на языке хань и что он обратился к Оюану как солдат к солдату. – Это была не просто ручная бомба. Горел сам воздух.

– Какая разница? – ответил Оюан. Голос его звучал глухо, будто доносился до него сквозь кости черепа, а не через уши. Гнев, который вызывал у него монах секунду назад, обрел полную ясность. Он превратился в твердое намерение убить его. Оюан надеялся, что монах ощущает его злобную волю даже на расстоянии, и она будет мучить его каждое мгновение до тех пор, пока Оюан не придет за ним. – Сосчитайте мертвых, отправьте раненых в тыл и продолжайте.

Абсолютно никого не удивило, что мятежники поджидали их на другой стороне горящей ямы. Оюан сам возглавил атаку. Ручные пушки выплюнули шрапнель, уложив первых солдат, но затем они взялись за мятежников всерьез. Апокалипсис монаха нанес Оюану некоторый урон, но он был генералом Великой Юань: он знал, как много требуется для того, чтобы армия лишилась мышечной памяти и перестала считать себя огромной. Его люди, десять в ряд вместе с ним в центре, бросились вперед так, будто они были частью тысячной передовой линии. А потом начался хаос рукопашной схватки. Люди спотыкались и дико вертелись; упавшие корчились и вопили; кони ломали ноги в ямах. Кровь и красные головные повязки окрасили одноцветный пейзаж в яркие цвета.

Они бились до наступления ночи. На следующий день, когда они проснулись, мятежники уже растаяли, отошли назад. Оюан двигался вперед, пока не нашел их, потерял еще один слой передовой линии, и потом все повторилось. День за днем он теснил мятежников к неизбежному концу: к равнине за выходом из ущелья, где очень скоро будет стоять наготове кавалерия Оюана и ждать их, чтобы уничтожить, когда они покинут защищающую их скалистую долину. Несмотря на то что Оюан понимал, что это преследование было с его стороны не более чем славным, но впустую затеянным упражнением, его охватывал все более свирепый восторг при виде растущего отчаяния мятежников. Их страдания были разжигающей аппетит прелюдией к гораздо большим страданиям, которые он намеревался причинить их щенку-предводителю.

Мысль об этой мести в отличие от той, другой, наполняла его несложным предвкушением, вызывающим злобное удовольствие. «У меня нет необходимости тебя прикончить, – мысленно обращался он к монаху, – но я это сделаю».

– Что-то не так, – сказал Сюй Да. – Он уже должен был получить послание насчет Бяньляна. Почему он не ушел?

Чжу машинально посмотрела на убывающую луну, хотя счет дней словно вбили в ее кости молотом: они четыре дня провели в долине, гораздо дольше, чем должны были, и уже прошло целых два дня сверх оговоренного времени, когда Чэнь должен был начать атаку. Они с Сюй Да выбрались наверх из лагеря и сидели на горной гряде справа, хотя так близко от выхода из долины высота ее была совсем небольшой. Перед ними простиралась темная равнина. Немного правее виднелись кучки огней, похожие на новое созвездие: походные костры кавалерии генерала-евнуха. К завтрашнему дню эти батальоны окажутся прямо на их пути и будут ждать встречи с ними.