Та, что стала Солнцем

Произнеся эти слова, он был поражен ощущением внутри себя, похожим на звон колокола, рожденный вибрацией такого же колокола, только далеко отсюда. Он вспомнил, как стоял на коленях перед Эсэнем, стремясь испытать унижение, чтобы ненависть послужила горючим для того, что ему нужно было сделать. Единственный смысл проделок господина Вана был в том, чтобы его унизил Эсэнь. Оюан с тревогой подумал: «Но если это так, что нужно сделать Вану?»

Эсэнь подошел к стражникам у входа и отдал короткие распоряжения. Оюан отставил свою миску с супом из баранины с лапшой, намереваясь уйти, но Эсэнь вернулся и толкнул его обратно на стул:

– Останься.

На его лице застыло нехарактерное для него злобное выражение. Другой мог бы подумать, что это выражение человека, собирающегося на битву, но Оюан, который видел Эсэня накануне многих сражений, знал, что это выражение хуже. В этом выражении было нечто от Нагана, будто Эсэню действительно удалось вызвать этого злого старого духа. – Я хочу, чтобы ты стал свидетелем его позора. Разве это и не твоя армия тоже?

– Он меня за это не поблагодарит. – «Мы оба видели унижение друг друга».

– Меня он тоже не поблагодарит за то, что я сейчас сделаю.

Господин Ван явился через несколько минут. За две недели в дороге его молочно-белое лицо человека, никогда не бывающего на воздухе, приобрело цвет чахлого побега бамбука. Он опустился на ковер из тигриной шкуры, бросив на Оюана ядовитый взгляд, потом сказал кокетливым тоном, рассчитывая привести Эсэня в ярость:

– Дайте мне выпить, прошу вас, дорогой брат. Это смягчит удар от великолепного разноса, который вы мне намерены устроить, как я вижу. Или вы и ваш прихвостень уже все выпили?

– Ван Баосян! – яростно произнес Эсэнь.

– Брат! – господин Ван захлопал в ладоши. – Поздравляю! Вы точно ухватили его тон. Ах, это все равно что слышать голос духа нашего отца. Зачем мы оплакивали его, если он здесь, с нами? Смотрите: у меня кожа покрылась мурашками.

– Ты только за этим явился? Уколоть меня мелочными придирками?

Господин Ван презрительно улыбнулся:

– Как же я мог не оправдать ваши ожидания?

– Я не… ты вполне заслужил мое недоверие!

– Ну конечно, как я мог забыть! Раз у вас получилось стать идеальным сыном, с чего бы мне не стать! Как эгоистично и упрямо с моей стороны отказать в этом отцу! Разве не вел я себя так плохо, лишь чтобы причинить ему боль? Как же я, наверное, ждал его смерти!

Эсэнь холодно смотрел на него:

– Ван Баосян, я не потерплю твоего вмешательства в действия армии. Пусть это послужит тебе предупреждением. – И крикнул: – Войдите!

Вошли два молодых стражника, их руки были полны книг. Все с тем же выражением лица Эсэнь взял книгу у ближайшего стражника и бросил ее в огонь. Стражники начали бросать туда книги одну за другой. Священные языки пламени очага взлетели ввысь, вздымая пепел, и юрта наполнилась запахом горящей бумаги. Оюан увидел, как кровь отхлынула от лица господина Ван. Это была такая сильная реакция, что Оюану она напомнила потрясенное лицо первого человека, которого он убил.

Господин Ван произнес жутким тоном:

– Я вижу, что ты унаследовал также и жестокость нашего отца.

Неожиданно возникла какая-то суета снаружи, и в юрту вбежал конюх. Он поклонился и тревожно произнес:

– Князь! Прошу вас пойти со мной! Ваш любимый конь… он…

Господин Ван с побелевшими губами нехорошо рассмеялся:

– Ваш конь! Какая жалость…

– Если это ты посмел?! – Эсэнь, уже хватая свой плащ, с подозрением взглянул на господина Ван.

– Что, брат? Тоже проявить жестокость? Будь уверен, если бы я хотел причинить тебе боль, ты бы это понял.

С лицом, искаженным яростью, Эсэнь повернулся и выбежал из юрты. За ним последовали стражники. Оюан и господин Ван остались наедине с книгами, тихо сгорающими в очаге, вдалеке ржал конь.

Оюан смотрел на отблески огня, на склоненное лицо господина Вана. На нем было странное, болезненное удовлетворение, словно Эсэнь подтвердил нечто такое, чего желал господин Ван, но, подтвердив это, он убил в нем нечто другое, какой-то остаток надежды.

– Убирайся, – прошипел господин Ван.

Оюан оставил его смотреть на сгорающие книги. Это было жалкое зрелище, но чувство вины Оюана не имело отношения к господину Вану. Это предательство Оюана превратило чистого душой Эсэня в человека, способного на жестокость и подозрительность. Столько лет Оюан наблюдал за простой способностью Эсэня радоваться жизни с завистью и восхищением, с упреком и нежностью, а теперь она исчезла.

* * *

В это мрачное утро все понимали, что они, вероятно, простоят тут весь остаток дня из-за плохого настроения Великого князя Хэнани. Умер его конь – от заворота кишок, и Эсэнь на много часов погрузился в ярость и горе. Несмотря на его подозрения насчет господина Ван, болезнь коня уже подтвердило вскрытие: просто такие вещи иногда случаются.

– С чего бы ему так убиваться из-за какого-то коня? – сказал Шао, подбрасывая пальцами черный камешек для игры в вейци[38]. Они сидели в юрте Оюана. Снаружи лил дождь, что соответствовало общему настроению.