Та, что стала Солнцем

Охотники Великого Хана обедали на округлой лысой вершине, с которой открывался превосходный вид на изрезанные холмы и луга внизу. К тому времени, когда подъехали Оюан и господин Ван, которые двигались медленно из-за двойного груза, все уже готовились к отъезду. Оюан увидел, как Чаган, выделяющийся своими пурпурными одеждами, беседует с группой благородных господ, сдерживая своего пляшущего коня-дракона с развевающимся хвостом. Оюан осторожно направил кобылу вниз по последнему отрезку тропы. Тропа вокруг вершины шла по краю отвесного обрыва, а он уже давно был генералом и потерял не одного солдата в подобной местности.

Конюхи и слуги Великого князя Хэнани столпились на склоне на некотором расстоянии от знати. Когда подъехали Оюан и господин Ван, запасные кони забили копытами и заржали, почуяв мертвого волка. Конюхам, возможно, не хватало смелости смотреть прямо на генерала, не то что посылать ему сердитые взгляды, но Оюан понимал, что они его проклинают: если бы лошадь упала с обрыва, они тоже лишились бы жизни.

– Ты, – обратился господин Ван к ближайшему конюху, хладнокровно слезая с кобылы; он вовсе не походил на человека, которого чуть было не съел волк. – Приведи мне запасного коня!

Конюх застыл. На его лице появилось выражение человека, которому предложили выбирать: быть забитым до смерти или сваренным живьем.

– Господин Ван… – заикаясь, начал он.

– Ну? – нетерпеливо спросил господин Ван.

– Мой господин, – съежившись от страха, сказал конюх. – Этот недостойный слуга покорно просит его простить. Но… это невозможно.

– Что?

– По прямому приказу Великого князя Хэнани, – прошептал несчастный.

– Великий князь Хэнани… приказал… чтобы мне не давали коня? – Голос господина Ван стал пронзительным. – И что еще мне вскоре предстоит узнать, в чем еще мне отказывают? Мне придется выпрашивать еду, хворост для костра?

Конюх что-то увидел поверх плеча господина Ван, и у него было такое лицо, будто его самым большим желанием было свернуться в шар, как панголин[29]. К ним приближался Чаган, мрачный, словно пурпурная туча, сулящая бурю. Когда он подъехал к ним, его нервный конь почуял запах волка и отпрянул. Чаган слишком резко натянул повод и гневно уставился на господина Ван.

Господин Ван побледнел и с вызовом смотрел ему в глаза:

– Значит, я должен был случайно узнать от слуг, что мой отец отрекся от меня?

Чаган холодно ответил:

– Твой отец? Мне казалось, я ясно дал понять, что ты потерял все права называться моим сыном. Жаль, что моя сестра не умерла до твоего рождения! Убирайся с глаз моих! Убирайся отсюда!

Конь Чагана вращал глазами и мотал красивой головой из стороны в сторону. Чаган был искусным наездником и при обычных обстоятельствах сумел бы справиться с самым норовистым конем, несмотря на пугающий животное запах волка. Но он отвлекся и не был настроен проявлять терпение. Удивленный и раздраженный, он резко дернул голову коня назад.

– Паршивый сын черепахи…

Конюхи и слуги бросились врассыпную. Один Оюан двинулся к этим двоим. Его запланированное движение было похоже на хорошо поставленный танец, но только он это видел. Его кобыла миновала Чагана, чуть не задев его, и шкура мертвого волка коснулась шеи коня Чагана. Его ноздри и так уже наполнял запах хищника, и это прикосновение стало для бедного животного последней каплей. Конь сделал огромный скачок, неловко приземлился на тонкие ноги и с громким ржанием свалился набок. Каким-то чудом Чагану удалось спрыгнуть с него, чтобы его не раздавило. Он ударился о землю и покатился. Какое-то мгновение казалось, что на этом все закончится, но потом он полетел вниз по склону. Его руки и ноги беспорядочно бились о землю, пока он катился, все быстрее и быстрее, потом он упал с края обрыва и исчез.

– Отец! – пронзительным от ужаса голосом закричал господин Ван и бросился ничком на краю пропасти, позабыв о своих шелках. Оюан, вытянув шею, чтобы лучше разглядеть, с удивлением увидел, что Чаган не слетел вниз. Каким-то чудом он одной рукой ухватился за край и сейчас другой рукой тянулся вверх, к руке господина Ван. Следовало бы обеспокоиться, но Оюаном владела холодная уверенность, как тогда, когда он выпустил свою стрелу в волка. События развивались по велению судьбы; конец мог быть только один.

Он увидел, как сцепились две протянутые руки. Жилы на шее господина Ван вздулись от напряжения, и он закричал:

– Генерал, помогите!

Оюан еще не успел спешиться, когда раздался чей-то крик. Это мог быть крик господина Ван, но, вероятнее всего, это кричал Чаган. Раздался мягкий удар, не громче удара падающих на землю персиков в саду. Оюан неспешно подошел к тому месту, где лежал потрясенный господин Ван, все еще с протянутой рукой, и посмотрел вниз. Далеко внизу распластались пурпурные шелка Чагана, напоминая одинокое дерево цветущей джакаранды на голой земле. «Мертв, – подумал Оюан. – Мертв, как мои братья, мои кузены, мои дядюшки. Мертв, как род Оюанов».