Та, что стала Солнцем

Он ожидал, что его охватит чувство облегчения. Но оно не приходило, и это его встревожило. Он думал, что эта частичная месть, по крайней мере, облегчит ту боль, которая им двигала. Она должна была компенсировать чувство стыда. А вместо облегчения в нем лишь росло разочарование, такое сильное, что его груз грозил раздавить его. Глядя вниз, на искалеченное тело Великого князя Хэнани, Оюан понял: он всегда верил в то, что месть что-то изменит. И только совершив ее, понял: то, что потеряно, осталось потерянным навсегда, и что бы он ни сделал, это не сотрет позора его существования. Глядя вперед, в будущее, он видел только горе.

Они услышали топот копыт по каменистой почве: сначала всадник скакал неспешно, затем ускорился, почуяв неладное.

Эсэнь остановил коня и спрыгнул. Он смотрел на господина Ван; выражение его лица говорило о том, что он уже знает о трагедии.

Оюан остановил его, схватив за руку. Раньше он никогда этого не делал.

– Эсэнь, не надо!

Эсэнь непонимающе посмотрел на Оюана, как человек, не вполне осознающий происходящее, и вырвал руку. Подошел к краю и застыл, глядя вниз на тело отца. Долгое мгновение спустя он перевел взгляд на брата. Господин Ван уже встал на колени, лицо его побелело от шока. Один из рукавов закатился, обнажив покрасневшую руку.

Эсэнь посмотрел на брата, стоящего возле него на коленях, и его лицо изменилось: когда он осознал, что произошло, на нем постепенно появилось выражение смеси страдания и ненависти.

13 Аньфэн. Лето

После того как монах Чжу вернулся из Лу с богатыми дарами и обещанием лояльности, Чан Юйчунь заметил, что в Аньфэне начались перемены. На первый взгляд, эти перемены были такими, каких все и ожидают от монаха: он обновил храм, починил крышу и установил новые статуи Сияющего Принца и Будды. Но в то же время храм обзавелся тренировочным плацем, посыпанным белым песком, и казармами для солдат монаха. Исчезли хаотично разбросанные палатки, их место заняли литейная, арсенал и конюшня. Крестьяне-добровольцы, стекающиеся из окрестных деревень, размещались в казармах и включались в процесс обучения, которое организовали на плацу под руководством друга монаха, Сюй Да. Его бандиты, Красные повязки и люди из Лу, марширующие по территории храма в одинаковых доспехах и с хорошим оружием, вдруг перестали смотреться случайным сбродом. Они стали похожими на армию. И сам Юйчунь почему-то был теперь одним из них.

Превращение в солдата, которое принесло с собой такие привилегии, как еда, жилье и отсутствие тех, кто желал ему смерти, имело свои недостатки, вызывающие протест. Первым из них было то, что монах каждое утро вытаскивал Юйчуня из постели в безбожно ранний час Кролика, чтобы какой-то старый мастер меча обучал их обоих основам боя.

– Мне нужно с кем-то тренироваться, – весело объяснил Чжу. – У нас с тобой примерно один уровень, то есть ты совершенно ничего не умеешь. Не важно! Тебе понравится, учиться новому очень весело.

Страдая во время этих тренировок, Юйчунь думал, что это наглая ложь, до тех пор, пока, к его огромному удивлению, это не стало правдой. Старый мастер меча хорошо обучал, и Юйчунь, получая первые похвалы и первое внимание к себе за всю свою короткую жизнь, обнаружил, что жаждет их; он никогда еще так не старался угодить.

После тренировки монах Чжу убегал: в дополнение к организации боевой армии из своих новичков и проведения учебных боев в окрестностях города его вечно вызывали во дворец Первого министра, чтобы он присутствовал на различных церемониях с участием Сияющего Принца, или благословлял, или спел сутру по умершему. Каким-то чудом монах Чжу сохранял веселость, несмотря на такой невозможный график. Однажды во время утренней тренировки, когда мешки под глазами Чжу выглядели особенно большими, Юйчунь сказал, думая, что просто заявляет о том, что и так всем известно:

– Ты не был бы так занят, если бы тебе не приходилось бегать во дворец каждый раз, когда Первому министру хочется послушать сутру. Ты не считаешь, что это уж слишком, ожидать, что ты будешь монахом и одновременно командиром? Это две разные профессии!

Увидев выражение лица монаха, Юйчунь вдруг осознал, что совершил ошибку. Чжу сказал обманчиво мягким тоном:

– Никогда не критикуй Первого министра. Мы служим ему, не задавая вопросов.

В качестве наказания Юйчунь остаток дня провел на коленях на середине плаца. «Только за то, что я сказал правду», – с обидой думал он. Еще больше его смущало то, что потом все остальные солдаты армии Чжу узнали, по-видимому, в чем он провинился. Проклятый монах сделал из него пример. Он думал, что теперь их утренним урокам придет конец, но на следующее утро Чжу вытащил его из кровати, как обычно, а потом снова, на следующий день, и к третьему дню Юйчуню было уже проще перестать дуться. К тому моменту он уже сообразил, что у Чжу обычно есть свои собственные причины так поступать.

И, наверное, монах осознал, что действительно невозможно делать все самому, потому что к концу месяца он явился на тренировку и сказал: