Та, что стала Солнцем

Чжу вышла вместе со всеми, обеспокоенная. Ее войско все еще было слишком немногочисленным, и число жертв, которое не заставило бы командира Суня и глазом моргнуть, могло полностью уничтожить его. И кроме этого, было очевидно, что Чэнь планирует что-то предпринять против группировки Го. Но что?

Впереди в коридоре она слышала голос Малыша Го, который говорил командиру Сунь:

– Наконец-то! Старая черепаха способна внять доводам рассудка, хотя приходится выбивать из него нужное решение. Ах, князь У – как это приятно звучит…

– Еще лучше было бы «Император У», – рассмеялся командир Сунь. – Тебе подойдет, твой лоб уже и так широкий, как у императора.

Монументальная черная фигура Чэня шагала позади этих двух молодых командиров, и что-то в его осанке подсказало Чжу, что он смеется.

Вечерние свечи почти догорели. Ма была у себя в комнате и читала один из дневников, которые недавно нашла под досками пола в кабинете особняка Го. Она гадала, не думал ли прежний владелец дома, что Красные повязки в конце концов покинут город и он сможет вернуться, или ему просто была невыносима мысль об уничтожении дневников.

– Ма Сюин! – Это Малыш Го по-хозяйски вошел в ее комнату.

Переворачивая страницу, Ма чувствовала, что написанные слова отпечатались на кончиках ее пальцев. Последние физические следы давно умершего человека. Ма тихо шепнула:

– Надеюсь, у него есть потомки, которые его помнят.

– Что? Никогда не могу понять, о чем ты говоришь. – Малыш Го рухнул на кровать. Он даже не снял туфли. – Разве ты не можешь поприветствовать меня как подобает?

Ма вздохнула:

– Да, Го Тяньсюй?

– Принеси воды. Я хочу помыться.

Когда она вернулась с тазом, он сел и без стеснения снял верхнее платье и нижнюю рубаху. «Будто я всего лишь служанка, а он император». Ей почти удалось выбросить из головы последний странный разговор с монахом Чжу, но он вдруг снова возник в ее памяти, в самый неподходящий момент. Она вспомнила, как монах Чжу смотрел на нее своими проницательными черными глазами и разговаривал с ней не только так, как будто она способна иметь собственные желания, но как с человеком, который должен их иметь. За всю свою жизнь она не слышала ничего более бессмысленного. «Это моя жизнь, – напомнила она себе. – Так она выглядит».

Но вместо обычного чувства смирения ее охватила печаль. Это была жалость к самой себе, но почему-то она была похожа на горе. Ей хотелось заплакать. «И так будет всегда, в этой жизни и во всех следующих».

Малыш Го ничего не заметил. Он обтирался и оживленно говорил:

– Мы дальше двинемся на Цзянькан! Время пришло. Самое лучшее место для нашей столицы. Меня уже тошнит от этого замшелого старого города; он слишком беден для наших амбиций. – Глаза его сверкнули из-под нетерпеливо нахмуренных бровей. – Но название Цзянькан нам не годится. Нужно нечто достойное новой династии императоров. Небеса-чего-нибудь. Столица-чего-нибудь.

– Цзянькан? – Ма вдруг вернулась к действительности. – Я думала, Первый министр хочет сделать нашей новой столицей Бяньлян. – У нее упало сердце, когда она поняла, что сделала ошибку, пропустив дневное совещание. «Хотя мои предыдущие усилия спасти Малыша Го от самого себя все равно ничего не меняли».

– Я возьму его после, – категорично заявил Малыш Го. – Даже Чэнь Юлян согласился…

– Почему вдруг он тебя поддержал? – Все тело Ма охватила тревога. Чэнь не отличался альтруизмом, даже при наличии общих целей он всегда двигался в том направлении, которое служило его собственным целям.

– Он умеет различать дельные предложения, – возразил Малыш Го.

– Или хочет, чтобы ты проиграл! Не будь глупой тыквой! Что вероятнее – что Чэнь болеет за твой успех или ждет, когда ты сделаешь ошибку?

– Какую ошибку? Ты всегда такого невысокого мнения обо мне, что мое поражение кажется тебе неизбежным? – громко возмутился Малыш Го. – Какое неуважение, Ма Сюин!

Глядя на его красивое, вспыхнувшее от негодования лицо, она вдруг почувствовала жалость. Те, кто его не знал, могли считать его сильным, но Ма он казался хрупким, как нефритовая ваза. Как мало людей готовы были отнестись к нему бережно, чтобы он не разбился.

– Я не это имела в виду.

– Неважно. – Малыш Го бросил полотенце в таз, обрызгав ее платье. – Прекрати высказывать свое мнение о том, что тебя не касается. Знай свое место и оставайся на нем. – Он бросил на Ма мстительный взгляд, словно она была раздражителем, от которого ему не терпелось избавиться, потом схватил свою одежду и вышел.

Ма шла из жилых комнат Первого министра с подносом, когда какой-то человек вышел из-за угла. Она попыталась увернуться, шагнув влево, тот человек шагнул вправо, и они столкнулись, одновременно вскрикнув. Увидев того, кто вскрикнул, Ма почувствовала, что ее обдало жаром с головы до ног. Монах, сидя на корточках, смотрел на нее снизу вверх; ему каким-то чудом удалось поймать падающий поднос. Чашки дребезжали. Единственный кекс закачался, потом шлепнулся на землю.

– Это ты их испекла? – Монах Чжу выпрямился и подтолкнул мыском дрожащую жертву столкновения. – Любимые кексы Первого министра! Тебя что-то беспокоит?