Та, что ждет

Взвинченный бесконечным ожиданием, в котором она жила последние недели, организм яростно бунтовал, отчаянно требуя разрядки. И следуя логике, ничто не должно было этому помешать, но…

— Я соскучился по тебе…

Она прикрыла глаза, чувствуя, как теплое мужское дыхание осторожно коснулось ее затылка и шеи. Один раз, о котором никто ничего никогда не узнает…

— Жемчужинка?

Тихий, ласковый голос в трубке, ставший за короткий срок уже таким родным, все еще звучал немножко встревоженно.

— Да, мой хороший…

— Ты мне так и не рассказала, как ты съездила в Питер…

Она на долю секунды вновь прикрыла глаза.

— Почему — нет?

Ей пришлось напрячь руку, чтобы удержать Валеру на расстоянии.

Она и сама не могла бы объяснить, почему. Ее отношения в Интернете стали для нее слишком важны и осязаемы, чтобы пойти на сторону, пусть даже и ради банальной сексуальной разрядки. Да, они с Лешей далеко друг от друга, да, в здравом уме говорить о взаимной верности просто смешно, раз он женат, но для нее сейчас это все не могло быть причиной сделать вид, что ничего нет. Любая ложь была бы сейчас угрозой, способной разрушить ту хрупкую, нежную искренность между ними, которая стала для нее бесценной.

Она любила, и в их общей вселенной, одной на двоих, это решало все.

— Прости, но я не могу… Не могу.

— Лера!

Асанина небрежно протягивала ей папку с документами, явно собираясь уходить. Она отняла руку с трубкой от уха, изо всех сил прижав ее к себе.

— На всякий случай еще раз тебе напоминаю. — Асанина склонилась к ней чуть ниже, опираясь кончиками пальцев с идеальным маникюром о ее стол. — Если мне еще раз скажут, что ты во время рабочего дня сидишь в аське, я тебя уволю. Тебе все понятно?

За что же вы меня так сильно не любите, Ольга Александровна?

— Да, понятно.

Она не уйдет из аськи, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. И пусть весь мир катится к черту с его угрозами.

— Вот и отлично. Хорошего вечера!

Она проводила главбуха долгим внимательным взглядом и, убедившись, что та отошла на безопасное расстояние, вернула трубку к уху.

— Прости, меня тут чуть не разорвали на мелкие фашистские крестики…

— Из-за чего?

— Не обращай внимания, все в порядке. Рабочие моменты.

— И все-таки?

Она не хотела волновать его. Не хотела, чтобы он ее уговаривал не ходить в аську. А он наверняка будет это делать, если узнает…

— Все в порядке, не волнуйся. Все хорошо.

Когда он рядом, у нее всегда все было хорошо. Со всем остальным она справится. На раз.

— Тебя наверняка будут ругать — мы уже минут сорок висим на телефоне…

— Я не хочу класть трубку…

— И я не хочу. Я так ждал этого дня, когда ты появишься…

— Правда?

Ее вдруг охватил какой-то беспричинный страх: впрочем, это всегда бывало, когда она позволяла себе быть с ним слишком откровенной. Боязнь наскучить ему своей любовью и заботой все еще подспудно жила в ней.

— Ты ни в чем не разочаровываешься?

В ответ она услышала легкий смешок и странный прерывистый вздох:

— Нет, Жемчужинка, наоборот. Совсем наоборот. Эти дни без тебя… Я не знал, куда себя деть, не знал, что делать, все было не так… Я напишу тебе завтра обо всем утром, хорошо?

— Правда?

Она вела себя сейчас как ребенок. Где ее здравый смысл, способность держать дистанцию, быть рациональной…

— Разве я когда-нибудь не выполнял своих обещаний?

Она задумалась. Пожалуй, что нет.

— А теперь тебе пора собираться. Уже поздно, и ты устала.

Это была неправда. Сегодня вечером она могла бы от «Молодежной» до «Выхино» проскакать на одной ножке, не останавливаясь.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Я сегодня пойду домой. Я обещаю. Но… ты мне напишешь завтра письмо?

Он рассмеялся:

— Разве тебе все еще надо об этом просить?

* * *

flame