«Та геройская быль не забыта, жива...»

«Уж и не знаю, что рассказывать вам, мои милые следопыты. Смелая у меня была Лариса. Любила во весь опор на коне скакать. Всегда ей хотелось быть мальчишкой. Может, потому, что отец у нее был краскомом — командиром, значит, Красной Армии. Николай Васильевич служил в кавалерийской части, воевал с беляками на Дону. Когда он умер, мы переехали из столицы в село Еремино, под Гомель. Лариске было всего одиннадцать годков. Очень она убивалась, но виду старалась не показывать — ведь она у меня была старшенькой над тремя другими дочками и всегда помнила это. В доме она была настоящей помощницей. Рано начала по воду ходить с коромыслом, за сестренками присматривать. Жилось-то нам нелегко, но соловей наш, Лариска, все пела. Голос у нее был чистый, звонкий, слух замечательный. Я попрошу ее что-нибудь сделать, помочь мне, а она всегда в ответ: «Подожди, мамочка, дай я тебе сначала спою!» И споет, а потом за дело возьмется и тоже с песней. К сестренкам добрая была, чуткая, отзывчивая, потому, верно, и потянуло ее к детям в детскую поликлинику…

Голосу ее люди дивились в нашем селе. Все говорили: «Грех, Екатерина Даниловна, такому золотому голосу зазря пропадать — определи ты дочку учиться!» И хоть трудно мне было с детками, послала я Лариску в Гомель. И что вы думаете? Она с блеском выдержала экзамен, приняли ее в музыкальную школу. «Не дочка у вас, — сказал мне директор, — а прямо соловей». Три года проучилась. И столько песен она знала, старых русских и советских, что не пересчитать. Видно, в отца пошла — он до империалистической окончил консерваторию в Москве, потом ушел офицером на войну. Так и у Лариски получилось — война и ее талант погубила.

Никогда не забуду я любимую песню Ларисы. Николай, отец ее, эту песню красных казаков с Дона привез, полюбила ее Лариска больше всех других песен, а оказалась она для нее пророческой. Вот такие слова у той песни. Давно уже я ее не слышала:

Расшумелся ковыль, голубая трава,
Голубая трава-бирюза,
Та геройская быль не забыта, жива,
Хоть давно отгремела гроза.
Поднимался народ атаманов кончать,
Шли казаки, откинувши страх.
Шла казачка в поход, пулеметом стуча,
Помогать партизанам в боях.
Она русой была, как пшеница в жнивье,
Золотая папаха волос.
Она храброй была, но в одном из боев
Ей подняться с земли не пришлось.
У прохладной реки рыли яму бойцы,
Устилали могилу травой.
У прохладной реки спи, родимая, спи,
Наш товарищ, дружок боевой!
Расшумелся ковыль, голубая трава,
Голубая трава-бирюза,
Та геройская быль не забыта, жива,
Хоть давно отгремела гроза.

В этой песне вся Ларискина судьба.

Перед войной уехала Лариска погостить в Москве у своей тети Ани. Впервые я отпускала дочку. Помню проводы на Гомельском вокзале весной сорок первого года. Тетя Аня полюбила мою Лариску, уговорила остаться в Москве, помогла ей, семикласснице, устроиться на работу в детскую больницу. Окончила она и курсы машинисток.

Помню, с какой гордостью читала я первое ее письмо, напечатанное на машинке:

«Добрый день, дорогая и любимая мамочка, Валя, Танюша и Лидочка! Письмо ваше получила в воскресенье. Извините, что давно не писала. Я работаю с 8-го числа, получила первую получку 68 рублей, из них 30 рублей отдала за то, что училась печатать на машинке. В июне я вряд ли смогу приехать. Необходимо еще что-нибудь заработать. Привет всем! Лариса. Москва, 6 мая 1941 года».

И вдруг война! Лариса стала рваться домой, но сюда к нам без пропуска уж не пускали — быстро катил фронт от границы, от Бреста, от Мозыря. Перед самым приходом немцев получила я от дочки последнее письмо. Она писала мне: «Мама! Я хочу помочь чем-нибудь Родине. Окончу курсы медсестер и пойду работать сестрой».

Да, она могла стать сестрой милосердия в госпитале или машинисткой в штабе. Ведь девчонка! И всего шестнадцать лет!..»

Из воспоминаний Валентины Измайловой, ветерана в/ч 9903

«Работаю я участковым врачом Московского противотуберкулезного диспансера № 4, а начала я сознательную жизнь в разведке.