Та, кто приходит незваной

— А сын? Ты подумала о Лене? — напомнил он.

— Да. Чтобы тебе было больнее, чтобы ты, именно ты, мучился. Когда я умру и когда мой сын будет переживать из-за моей смерти… А ты — мучайся, глядя на него, потому что ты виноват!

— Я виноват. Но зачем наказывать Ленечку?

— Потому что это твой сын, и он — папин сынок, папа у него самый любимый! Как же, папа…

— Ира, ты не в себе. Я дурак, надо было соглашаться на госпитализацию! — схватился Женя за голову.

— Нет, нет, — бормотала Ира. — Я уже ничего с собой не сделаю. Порыв прошел. Я не хочу умирать. Я хочу жить.

— Ира, я виноват. Прости.

Кажется, Ирина и вправду перестала думать о смерти — ее агрессия перекинулась на мужа:

— Ты даже не потрудился поставить пароль, чтобы скрыть свою переписку с этой Лилей! Ты даже не удосужился стереть ее сообщения, ты сохранил их все!

— Ира, это моя вина. Но я не думал, что ты полезешь проверять…

— И в этом ты весь! — с ненавистью выпалила жена. — Это типично для тебя, Лазарев. Ты разгильдяй и пофигист. Ты чудовищен в своем разгильдяйстве!

— Ира, я сделал это не нарочно. Я не нарочно оставил всю переписку, — мрачно признался Евгений. — У меня не было намерения причинить тебе боль. Я не думал о том, что ты ее прочитаешь.

— Вот. Ты не думал. И в этом ты весь!

— Ира, мне очень жаль.

— А что потом? А что случилось бы потом? — вертелась под одеялом жена, не находя себе места. — Ты что собирался делать потом? Ты действительно хотел бросить меня?

Это был тяжелый момент.

Казалось бы, тот самый, когда пора признаться во всем Ире: что любит другую, что уходит к любимой…

Но как, как признаться, если только что жена чуть не отправила сама себя на тот свет? Да это бред и безумие — снова толкать Иру к самоубийству! Пожалуй, надо успокоить ее, уверить, что уходить не собирается. Потом, когда пройдет время и Ира угомонится и смирится с мыслью, что муж, да, изменил, что он больше не любит ее, вот тогда и надо уйти. Тогда, а не сейчас.

— Нет, — ответил Евгений. — Я не хотел тебя бросать.

— А тогда зачем ты писал ей, что хочешь, чтобы она ушла от своего мужа, что ты ее ребенка как своего готов принять, что оставляешь мне все, и тоже уходишь?.. Про съемную квартиру писал, зачем? — быстро, скороговоркой, спросила жена.

— Я не знаю.

— Как не знаешь?! Ты разгильдяй, но ты человек слова! Ты просто так ничего не говоришь! А-а, поняла, ты мне лжешь сейчас, чтобы я ничего с собой не сделала! — торжествующе, по-прежнему шепотом, воскликнула Ира. — Но я ничего не сделаю, порыв прошел, я тебе объяснила… Скажи мне правду, скажи мне правду!

— Какую правду?

— Ты ее любишь? Ты ее любишь?..

— Ира, пожалуйста…

— А, ты опять не хочешь признаваться! — затрясла она сжатыми кулаками. — Тогда я спрошу тебя иначе: ты меня любишь?

Она и вправду не собиралась накладывать на себя руки. Человек, не владеющий собой, не думает о том, кричит он или нет. Ира сдерживала крик, а значит, вполне собой владела.

Но это еще не значило, что можно признаваться ей во всем. А и правда, любил ли Евгений свою жену?

Любил. Ира была дорога ему, он, безусловно, осознавал ее ценность, если можно так выразиться. Она — не ничто и не никто. Евгений чувствовал ее боль, он хотел заботиться об Ире (помимо того, что он должен заботиться о ней).

Но он видел и чувствовал Иру словно со стороны, рассудком. Происходившее сейчас не касалось его сердца.

Потому что его сердце принадлежало Лиле. Вот если бы с ней что случилось, он бы волосы на себе рвал…

И это ужасно. Он негодяй и подлец, раз чужую женщину, которую знает совсем недавно, ставит выше родной жены, с которой прожил много лет, родившей ему сына…

Но с этим ничего нельзя поделать, никак не изменить. Не переделать себя, не заставить любить Иру все той же нежной, обожающей любовью…

— Ты молчишь. Ты меня не любишь, я поняла, — устало произнесла Ира. — Уходи.

— Я никуда не уйду.

— Уходи! К этой своей… Тварь, она тоже предательница. У нее самой семья, да? О, люди совсем стыд и совесть потеряли! — Ира схватила себя за голову.

Вот как ей объяснить, что не потеряли? Что изменяли, да, но эта измена не далась легко, что были и муки совести, и все…

— Я все-все ваши письма прочитала. Ты такой страстный, я прямо удивилась… Моя Лилечка, моя Лили Марлен, стихи эти… Какая такая Лили Марлен? — простонала Ира. — Это та Лили, что из фашистской песни?!

— «Лили Марлен» — это немецкая песня. Времен Первой мировой войны. Она о том, что любовь — это главное. Нет войны, нет смерти, есть только любовь, — попытался объяснить Евгений. — Это песня всех солдат, покидающих своих возлюбленных, песня солдат, идущих на фронт. Это не «Хорст Вессель», Ира, ты путаешь…

— Это фашистская песня, потому что ты сам фашист, Женечка… Холодный и равнодушный. А твоя Лиля — фашистка тоже, раз над детьми эксперименты ставит! Над своим ребенком, над моим…