Та, кто задает вопросы

– Зараза. Но зато рассказал нам все четко и правильно. Ему можно доверять, потому что он все-таки печется о твоем благе, так уж устроен. У меня кое-что есть…

– Что? – спросил Матвей.

– Вот что. – Марьян зашел на кухню и положил на столешницу медный медальон.

Он был довольно большой и еле-еле умещался на ладони. В самой его середине было выбито стилизованное изображение козла с прямыми длинными рогами и узкой бородкой. Глазищи козла казались особенно выпуклыми и злыми, они словно наблюдали за нами, уверенные в своей силе.

– Итак, – резко сказал Марьян, схватил солонку со стола и насыпал вокруг медальона кольцо из соли, – поехали. Мирослава, сними-ка ненадолго свой крестик.

Я послушно отдала ему серебряную реликвию, и Марьян провел круг в воздухе над медальоном. Крестик медленно качался на цепочке и слегка поблескивал.

Мы притихли, Матвей склонился над столом, но Марьян сделал ему знак, чтобы отодвинулся.

Бледные отсветы от крестика упали на медную, красноватую поверхность медальона, и он вдруг завибрировал, задергался на столе, словно ему стало жарко и неудобно, еле уловимо и неприятно зазвенел.

Я вздрогнула и схватилась за спинку стула.

– Зараза, – прошептал Матвей.

Марьян молчал и только вновь и вновь проводил круги над медальоном, пока тот вдруг не поднялся в воздух и не засиял. Тогда Марьян стал читать молитву «Отче наш».

Кто не знает «Отче наш»? Я слышала молитву когда-то, уже не помню где, поэтому сразу узнала.

– «Да будет воля Твоя, да приидет Царствие Твое», – нараспев приговаривал Марьян, и медальон сиял и крутился вокруг своей оси, как будто слова молитвы нагревали его похлеще ангельского огня.

Едва последняя фраза молитвы была произнесена, изображение козла на медальоне утратило свою четкость, размылось, оплавилось.

– Что ты хочешь? – раздался низкий, хриплый голос, полный ненависти.

Ноги мои подогнулись, сердце заколотилось о ребра. На кухне стало жутко холодно, но меня все равно бросило в пот.

– Где сейчас Жнец кланов?

– На старой заправке, – проскрипел жуткий голос, и медальон засиял еще сильнее.

– Пошел вон, тварь, тебе тут не место, – проговорил Марьян и опустил крестик так, что он коснулся медальона.

Громкий треск вспорол тишину, пространство дрогнуло, я рухнула на стул, чувствуя, как дрожат руки.

Матвей отскочил назад, закрывая лицо от жуткого сияния. А когда все успокоилось, на стол упали темные обломки медальона.

– Это надо сжечь. В мастерской твоего прадеда есть печь, – сказал Марьян. – Растопи ее и кинь туда обломки, чтобы они расплавились. Медальон нельзя держать в доме, даже в виде обломков, иначе станешь еще, как мать Мирославы. Я еду.

– Я с тобой, – подскочила я.

– Нет! – рявкнул Марьян. – Я звоню своему брату и отцу, они придут на помощь.

– Там моя сестра! – заорала я, хватаясь за кинжал, который мне дал Матвей.

– Лучше возьми ее, иначе сама заявится. Мирослава так просто не отстанет, проверено, – сказал Матвей, все еще разглядывая обломки медного амулета.

– Там опасно! Там будет смерть, и не одна! Сегодня там будут убивать! – зло рявкнул Марьян уже из коридора от входной двери.

– Пока твои приедут, мы уже будем там, – пообещала я. – Я знаю короткую дорогу. Мы прибежим быстрее, чем если бы ехали по окружной на твоей «Дачии». На машине – это крюк на лишних полчаса, да еще вдруг пробки, или автоинспекция, или еще какие-нибудь черти. Я должна увидеть свою сестру. Я просто уведу ее оттуда, и все.

– Ладно, – покачал головой Марьян, – что с тебя взять. Но слушаешься беспрекословно, а не так, как сегодня. И крестик надень прямо сейчас!

Серебряный крестик отца Теодора лежал на столе и все еще слабо светился. Я схватила его и быстренько повесила себе на шею – теплый металл нежно коснулся кожи, и я сразу почувствовала спокойствие и уверенность.

– Ты же Вартовый, – сказала я Марьяну. – У тебя все получится. Ты умеешь драться, не то что мы с Матвеем.

– Про меня не говори. Я с вами не пойду, мне надо найти кое-что важное, и тогда я присоединюсь к вам. Никак не могу отыскать эту вещь, она принадлежала Стефану, – проговорил Матвей.

– Скарбник должен знать, – заметил Марьян.

– Молчит, зараза. Залез в каминную трубу и молчит, лишь глазищи желтые сверкают.

– Дай ему пожрать, – посоветовал Марьян.

– Так все сосиски уже слопал этот черт.

– Не сосиски. Дай ему мяса, у тебя есть в морозильнике. А вообще хорошо бы крови.

– Кровь у меня тоже есть, в морозилке.

– Вот и дай. Скарбника кормят кровью, ты должен это знать.

– Знаю.

2

Скинув сарафан и натянув джинсы и футболку, я выбежала на улицу. Марьян нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к странным звукам, которые временами нарушали тишину июньской ночи.

Выли собаки, почему-то кричали петухи, жалобно поскрипывали какие-то непонятные и невидимые в темноте птицы. Иногда проносился мотоцикл, нещадно тарахтя и поднимая тучу пыли.

Эту ночь никак нельзя было назвать спокойной и уютной. Она казалась дьявольской, и большая луна, выставившая из-за облаков красное брюхо, только усиливала это впечатление.

– «Когда взойдет кровавая луна…» – пробормотала я фразу из кинофильма «Седьмой сын».