Та, кто задает вопросы

– Надевай, – велела она. – А когда надо будет сражаться, накинешь капюшон и станешь чугайстером.

– Кто такой чугайстер?

– Лесной человек. Человек-медведь. Твой прадед Стефан был чугайстером. Всегда. Надевай капюшон, когда надо сражаться.

Глава четырнадцатая. Мирослава

1

Вода в фонтанчике оказалась такой ледяной, что пальцы тут же занемели. Воздух стал холодным, будто сейчас не лето, а самая настоящая осень. Трава клонилась к земле, хотя ветра не было, и пространство замерло в ожидании чего-то чудовищного, могущественного и неизбежного.

Марьян умывался шумно, брызгая водой на стоявшую рядом скамью и на стволы высоких рябин. Собаки за оградой выли и скалились, не сводя с нас горящих злобных глаз.

– Они не выпустят нас, – пробормотала я, брезгливо оглядывая порванные джинсы.

– Выпустят. Давай я посмотрю твою ногу. – Марьян выпрямился и мотнул головой в сторону скамьи. – Садись.

– Это не моя кровь вроде…

– Твоя. Надо промыть и перевязать. Царапины, конечно, но инфекция нам не нужна, правильно?

Пришлось послушаться. Марьян рванул штанину, и джинса разошлась в его сильных руках. На голени действительно темнело несколько царапин – ерунда, конечно, – но они кровили, и струйки крови стекали к белым конверсам.

В кармане штанов у Марьяна нашелся пластырь и бумажные салфетки, и он ловко промыл и залепил мои ранки.

– Сойдет на сегодняшний вечер. Будем надеяться, что это единственные наши раны, – проговорил он и поднял глаза.

Зелено-карие узковатые глаза с невероятно дерзким прищуром, прямые низкие брови над ними.

– Ну что, не жалеешь, что пошла со мной? – спросил он, не сводя пристального взгляда.

– Нет. Моя сестра все еще у Григория Луши. И я готова его убить за это…

– Кровожадно. Тогда пойдем наберем земли с могил. Пригодится.

Кладбище покоилось под сенью рябин и каштанов. С краю, у самого забора, росли вишни – ягоды уже покраснели, наливаясь кисло-сладким соком.

– Думаешь, Матвей придет нам на помощь?

– Думаю, придет. Но если он не поймет, кем должен стать, толку от него не будет.

– Кем был его прадед? Почему ты всегда обходишь это молчанием? Почему не расскажешь ему, что надо делать?

– Я не хочу, чтобы он испугался и отказался от прошлого своей семьи. Не стоит давить на него или подталкивать. Такие решения принимаются наедине с самим собой. Его прадед Стефан стал тем, кем он стал, потому что остался без семьи, совершенно один. Неприкаянность и одиночество подтолкнули его к такому решению, но он не сразу принял свою сущность, а только когда появились ведьмачки Ульяна и Орыся. Почти двадцать лет ему понадобилось, чтобы стать ведьмаком. И Матвей тоже должен сам принять решение.

– И что это значит – стать ведьмаком? Взять меч и сражаться? Научиться летать? Получить власть над волшебной палочкой и выучить заклинания? Я не могу понять, о чем речь… – не унималась я.

– Ты слышала когда-нибудь о чугайстерах? – тихо спросил Марьян, останавливаясь у одного из покосившихся металлических крестов.

– Нет. Кто это?

– Есть старые карпатские легенды о чугайстере. Человек из леса, Лесной дед. Он управляет животными, ему подчиняются мавки. Он очень силен и опасен, умеет превращаться в медведя, и потому его никто не может поймать или одолеть.

– И что? Дед Стефан был чугайстером?

– Мавки называли его именно так. Хотя, может, это и неправильно. Но животные ему подчинялись, это правда. И сам он…

– Превращался в медведя?

– В огромного медведя. Я видел это только однажды и лучше бы не видел. Жуткое зрелище. В облике медведя Стефан становился сам не свой, и к нему не стоило приближаться. Мой отец говорит, не все ведьмаки могут владеть своей силой в полной мере. С одной стороны, это сила, с другой – проклятие.

– Медведь может одолеть ведьм и Жнеца?

– Может. Стефан редко приходил в облике медведя, но если уж появлялся, то никого из ведьм не оставалось в живых. Его боялись, и это сдерживало темную силу.

– Я думаю… Думаю, что Матвей не хотел бы быть таким.

– Поэтому я ему и не рассказывал. Смотри, это могила Розы. Кто-то поставил каменный крест и выбил ее имя. А рядом – могила ее дочери Мирославы.

– Наверное, кресты сделал Стефан, – сказала я, присаживаясь на корточки около могилы.

– Наверное. Бери землю. Я тоже возьму. Думаю, это отпугнет псов.

– Земля с могилы Розы и ее дочери Мирославы? Что-то в этом есть.

– Похоже на месть, верно? Но мы с тобой тут ни при чем. Это дело Левандовских, мы просто восстанавливаем справедливость. Ведьмы получат по заслугам, потому что так и должно быть.

Суховатые, теплые комья земли, прямо с травяными стеблями и корнями, послушно легли в ладонь. Я заколебалась, но тут же решительно подняла край футболки и сложила туда землю.

– Разумно, – хмыкнул Марьян и выудил из кармана штанов пластиковый пакет. Быстро заполнил его землей и сунул мне. – Вот, так удобнее.

Он набрал кладбищенской земли еще в один пакет, и мы направились к ограде с противоположной стороны кладбища. За деревьями находилась автомобильная стоянка, огни которой отчетливо проступали сквозь вечерний сумрак.