Она разделась догола, развесила вещи у камина и завернулась в просохшее, но пахнущее плесенью одеяло, утащенное из комнат второго этажа, где чуть посуше, чем внизу.
Я, поколебавшись, последовал её примеру. Сидеть в мокром — никакой радости.
— Да уж, — Аннушка разглядывала меня так же спокойно, как демонстрировала себя, — шрамов у тебя даже побольше моего.
— Война, — ответил я лаконично. — Травмоопасное мероприятие. Так что, сделала бы ты Мультиверсум, если б выпал случай?
— А вот хрен его знает, солдат, — сказала она, задумчиво глядя в огонь сквозь развешанные тряпки.
Наши трусы — мои чёрные, большие, шортами и её узкие, белые, — висят рядышком, касаясь краями. Я своим немного завидую.
— Видишь ли, с одной стороны, по большей части Мультиверсум это миллион вариаций всякого говна. Где люди — там друг друга жрут и душат. А где нет — значит, дожрали и додушили. С другой, если б всего этого не было, не факт, что было бы лучше. Так что, солдат, я, наверное, монетку бы бросила. А с чего мы про это заговорили вдруг?
— Артефакты, — напомнил я.
— Ах, да. Они. Понимаешь, солдат, мне вся эта история напоминает моего «Чёрта». Я на нём езжу… Ну, можно сказать, с детства. Это папина машина, я его люблю, он мне дорог, но за столько лет от исходной тачки там остался буквально кусок рамы. Меняла кузова, движки, коробки, подвески на то, что попадалось под руку, потому что родных запчастей взять неоткуда. Но это всё равно мой «Чёрт», понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я.
— Вот и с Мультиверсумом та же хрень. Ушедшие, Основатели, Первая Коммуна, Вторая Коммуна, прочие черти в промежутках — каждый из них менял детали конструкции кусками и поагрегатно на то, что мог обслуживать или что нашёл у себя в гараже. От Ушедших остались маяки и мораториумы, от Основателей — рекурсоры и транзитумы, от Коммуны — реперы и терминалы, ещё от кого-то акки и волантеры, ну и так далее. Сменялись эпохи, и каждый, переделывающий Мультиверсум под себя, кидал в угол гаража детали от предыдущей конструкции. Оттуда их растаскивали крысы, выносила на помойку уборщица, забирали играть детишки, воровали на металлолом бомжи… Этот процесс и есть, в упрощённом виде, артефакторика Мультиверсума. Оно бы и хрен с ним, говна не жалко, но есть одна проблема — конструкция Мироздания посложнее автомобильной. Поэтому детали от неё похожи не на старый засорившийся карбюратор, а на найденный на свалке топливный элемент атомного реактора.
— Опасные штуки?
— Непредсказуемые. Даже про акки, которых сравнительно дофига, никто толком ничего не знает. Что это? Откуда взялись? Как в них запихали столько энергии и какова её природа?
— И что? Спроси сотню людей, как устроена обычная батарейка, окажется, что половина понятия не имеет, а остальные начнут мямлить что-то про электролиты, с трудом припоминая, что это. Это не мешает вставлять их в фонарики, — я щёлкнул кнопкой фонарика, прихваченного из пыльного мира. Он засветился совсем тускло.
— Оно так, — согласилась Аннушка, — однако прикинь вот что, солдат: если обычная батарейка протечёт, у тебя максимум будет дырка в кармане. А если разом высвободить всю энергию акка, то воронка будет, думаю, отсюда и до горизонта. Ну и что, что пока такого не случалось? Уж поверь не потому, что никто не пробовал…
— То есть ты, найдя крутой артефакт, не стала бы его подбирать?
— Обошла бы десятой дорогой, зажмурившись. С этими штуками можно быть уверенными только в одном — они просто притягивают к себе неприятности.
— Расскажи о войне, солдат, — попросила Аннушка.
— Зачем тебе?
— Хочу понять. Я видела кучу последствий, но никогда саму войну. Последствия всегда полное говно, даже если осталось, кому ими насладиться. Поэтому я не понимаю, зачем? Ни разу не попадалось случая, чтобы по итогам войны кому-то из участников стало лучше, чем до. За что воевали у вас, солдат?
— За то, кто будет продавать газ.
— Э… серьёзно?
— Я же говорил, зависит от уровня. Война — многослойная штука. Моя страна продавала газ там, где его хотела продавать другая. Это один уровень. Другой — глобальный передел мира, цивилизационный конфликт. Третий — жадность производителей оружия, которые содержат политиков. Четвёртый — в мире стало слишком много людей, которых непонятно чем занять, и непонятно зачем кормить. Пятый — глобальная экономика накопила долгов, а война всё спишет. Шестой — кризис смыслов, люди перестали понимать, зачем живут, а война даёт простой ответ: «Чтобы убивать этих козлов». Седьмой…