Та сторона, где ветер

– Мать заперла, да?

– Никто не запирал.

– Велела дома сидеть?

– Ну…

– А чего нашкодил?

– Я, что ли, виноват?! – вскинулся Илька. – Тимкины дурацкие часы! Мы все бегаем, а у него все «шестой час» да «шестой час». Потом поглядели, а у них одна стрелка вообще отвалилась. Домой пришел, когда уже восемь часов. А мама велела в шесть.

– Ты бы объяснил.

– Объяснил я… А она говорит: на полчаса еще можно из-за этого опоздать, а два часа – это голо… головопят… Нет, как это?

– Головотяпство, – сухо сказал Генка.

Он знал, что, если мать запретила, Илька не выйдет из дома, хоть распахни сто широких ворот. В глубине души Генка считал это основательной глупостью, но Ильку не перевоспитывал.

У каждого свой характер.

– Долго тебе сидеть?

– Пока мама не придет.

– А раньше никак нельзя выйти?

Илька вздохнул и помотал головой.

– Вот балда! – возмутился Генка. – А если что-нибудь нужное? Ну, вдруг дом горит?

– Он ведь не горит, – с некоторым сожалением сказал Илька.

– А если другое важное дело? – Генка вытащил телеграмму. – Вот!

Илька читал медленно и внимательно. С самого начала. И вдруг взвился на подоконнике, издав непонятный восторженный крик:

– У-ых!

– А ты говорил – через месяц, – усмехнулся Генка. – Не через месяц, а через сорок минут. Ясно?

– Ясно, – огорченно откликнулся Илька. – Только мне нельзя.

Генке не хотелось идти на вокзал одному. Было почему-то неловко и страшновато.

– Боишься? – сказал он Ильке.

Илька удивился:

– Я? Я не боюсь, просто нельзя.

– Думаешь, мать не отпустила бы, если бы знала?

– Ну, Ген… Она же не знает. Она скоро придет, а меня нет…

– Записку напиши.

– Записку?

– Илька, козел ты, – серьезно сказал Генка. – Владька же приезжает, а ты…

Илька прыгнул с подоконника в комнату.

– Я напишу. Ладно. Если надо, я могу ведь завтра целый день просидеть… Ген, а почему из Москвы, а не из Одессы?

– Ясно почему. В Москве у них пересадка.

…По западной части неба, громыхая, проходила темная гроза. Но здесь, над привокзальной частью города, сияло солнце. Вымытый ливнем поезд выскочил из-под грозы и помчался к перрону. Сверкающий, зеленый. Все ближе и ближе к перрону.

Генке стало страшно. Илька вертелся и прыгал рядом, а Генка стоял и не знал, что сейчас будет.

Как они встретятся?

Надо что-то сказать при встрече. А что?

Он ждал этого дня, как праздника, а почему? Ну, в самом деле, почему? Они были знакомы с Владькой две недели. А потом? Несколько писем за девять месяцев. Коротеньких писем. Кому охота писать длинные?

Вот выйдет Владик, посмотрит на Генку вежливым и скучным взглядом, и оба они не будут знать, что говорить друг другу…

«Посмотрим!» – вдруг разозлился Генка. В самом деле, надо еще знать, на кого смотреть! Владька же его и не видел ни разу. Как он узнает, кто здесь Генка?

Поезд уже шипел тормозами, как сто рассерженных кошек. Генка с Илькой рассчитали точно: седьмой вагон стал прямо перед ними.

Сначала полезла из вагона какая-то тетушка, нагруженная узлами и корзинками. Откуда такие берутся в наш космический и атомный век? За тетушкой попрыгали на перрон веселые солдаты в расстегнутых гимнастерках. Потом выгрузились два гражданина в майках и пижамных штанах, с пустыми пивными бутылками для обмена. Генка посмотрел на круглые животы этих пассажиров и заскрипел зубами. В тот же миг радостно завопил Илька, и Генка увидел, как он взлетает в крепких руках Ивана Сергеевича.

Генка шагнул к ним, отчаянно шаря глазами в толпе. Владька-то должен быть рядом!

– Гена…

Конечно, Генка сразу понял, что перед ним Владик. Но это был не такой Владик, какой вспоминался. Совсем не такой. Не было строгой напряженности в лице, от которой постоянно вздрагивали чуть сведенные брови. Генка хорошо помнил, как они дрожали. Сейчас у Владика весело блестели глаза. Лицо было темным от загара, и белки глаз выделялись особенно ярко. В уголках их прыгали точки солнца. Генка вдруг понял, почему говорят: глаза смеются.

Правый глаз у Владика чуть косил. Раньше этого, кажется, не было.

«Каким же глазом он видит, а каким – нет?» – подумал Генка. И смущенно отвел взгляд.

– Я тебя сразу узнал, – весело сказал Владик.

– А я тебя – нет, – брякнул Генка.

– Почему? Я вырос, да? – быстро спросил Владик.

– М-м… – Генка замотал головой. – Наоборот. Раньше ты мне был – вот… – Он ребром ладони стукнул по переносице. – А сейчас – во… Он чиркнул пальцем по подбородку.

Владик серьезно смерил Генку взглядом. Подумал, покусывая нижнюю губу. Без улыбки сказал:

– Нет. Наоборот не бывает. Просто ты рос быстрее. За уши тебя тянули, наверно.

– Тогда бы уши выросли, а не я, – хмыкнул Генка, чувствуя, как исчезает неловкость. Все-таки это был Владька. – Ты когда из вагона выскочил? Я и не заметил.

– А я с той стороны. А потом – сюда, под вагоном.

– За такие дела драть надо! – громко заявила грузная проводница. Она как раз проходила мимо.

– Зверская старуха, – сказал Владик. – Всю дорогу со мной ругалась, что я окна в коридоре открываю. А такая жара в вагоне…

Иван Сергеевич отпустил Ильку, и он сунулся между Генкой и Владиком.