Та заводская проходная…

Я вставил в мундштук сигарету «Прима», щелкнул зажигалкой и, затянувшись ядреным дымом, решил выглянуть наружу. И как раз вовремя; говорите, что нет телепатии: к проходной подкатило черное «вольво». Сема за рулем сохранял на лице обычное свое выражение трагической безысходности. Справа от него величаво восседал г-н дир, Федор Вульфович Лиманов. Как стеклышко, ни в одном глазу. И без тени «мировой скорби», терзающей его соседа… Говорят, что первые признаки опьянения, кроме легкого румянца, появляются у него лишь после третьей бутылки водки, если считать «на нос». Попробуйте не уважать такого человека!.. И что ни говори, а вытянул завод. Сколько их позакрывалось в начале 1990-х, а наш выжил и сейчас только что не процветает. Без единой, кстати сказать, задержки зарплаты за все эти нелегкие годы. Это надо ценить… Ну ясно, себя не обидели! Ясно: понакупали себе иномарок, назначили сами себе заоблачные оклады («директорская прихватизация») — все это ясно как день и не вызывает добрых чувств в рабочем человеке. Но главное-то — завод стоит крепко. И зарплата, скромная, да чтоб только штаны не спали, повышается регулярно, поспешая за инфляцией…

В нашем патерналистском обществе от патера, патрона зависит почти все, от остальных — все остальное…

Нажимая на кнопку открытия ворот, я пытался разглядеть тех, кто на заднем сиденье «вольво». В мою профессиональную обязанность входит — все знать. Ибо меня постоянно обо всем спрашивают: кто въехал, кто выехал… где сейчас директор: в кабинете или на территории… а где его зам, г-н Сохатов?.. Вот это мне и было сейчас любопытно: где Сохатов, ибо на заднем сиденье машины, как обыкновенно, его массивной, одутловатой физиономии не было видно рядом с очень усатым г-ном Живенко. Значит, остался где-то на территории? С какой целью, хотелось бы знать?.. Тоже беспокойный человек, подобно Минорию Степановичу. Еще и похлеще!

Днем, «по трезвянке» — какое! с утра начинает по рюмке закладывать, — нормальный вроде мужик. Очень, правда, задумчивый и серьезный, жуть озабоченный, с виду, заводскими проблемами. Широким шагом ширяет мимо нас, дежурных (для рукопожатия утром не забудет, впрочем, свернуть), — высокий, с широченными обвислыми плечами и набыченным лицом, грузно топая… Это про него Владимир Маяковский сказал: «Что может хотеться этакой глыбе?» Вечером, ближе к ночи, мы узнавали, что ей, глыбе, алчется: застукать кого-нибудь из охраны за сном и всяческим отсутствием бдительности, поднять бучу и навести шороху. Такое хобби у человека… Наутро в кабинете Лиманова по его докладам делаются «оргвыводы», подчас анекдотического свойства.

Как-то, месяца три назад, гуляя где-то в заводском поселке, Сохатов перелез через наши железнодорожные ворота и заглянул в будку ночной охраны. Она была пуста. В темпе аллегретто (а как все медведоподобные, он проворен и шустр) Сохатов пробежался по территории, никого не увидел и на обратном пути в поселок вновь заглянул в будку с тем же результатом. В следующее мое дежурство, через трое суток, мне сообщили, что отличному человеку, Марку Семеновичу Засыпкину, грозит увольнение за то, что ночью покинул свой пост. Я еще не видел Марка Семеновича и не говорил с ним, но почувствовал острую потребность вмешаться в ход этого катаклизма. Остановил Лиманова на проходной.

— Федор Вульфович, — сказал, — что за история с Засыпкиным? Я слышал, что его хотят уволить?..

— Да, вопрос решается.

— За что?! — вскричал я. — Это самый добросовестный работник во всей нашей охране! С ним я спокоен за наши тылы.

— Ночью покинул свой пост, — сухо объяснил Лиманов, делая попытку обойти меня и шагать своим путем.

Но если уж во мне загорелась жажда справедливости, отвязаться от меня было не так-то просто.

— Быть того не может!.. Когда, в какое время?

Получив ответ, я рассмеялся:

— Да он в это время, после обхода территории, зашел ко мне, мы выкурили по сигарете, минут десять, не больше, посидели, и я пошел его провожать. Вот и все его «преступление»… Нет, вы уж отмените свое решение. Это же сущий анекдот! Делать обходы территории — наша обязанность.

Так я отстоял Марка Семеновича от увольнения. Точнее сказать, внес свою лепту. Полагаю, что и Минорий сообщил диру свое хорошее мнение о Засыпкине, которое высказывал мне не однажды…

В открытых дверях конторки возник Минорий Степанович.

— Это директор выехал, да?

Я был занят: нажимал на очень упругую кнопку закрытия ворот, поэтому лишь кивнул.

— А остальная гоп-компания?

Я вышел из конторки, глянул в сторону гаража и рассмеялся:

— Вон они, голубчики!

По «аллее» к нам приближались два очень шатких (и хорошо еще, что не валких) человека: тонкий г-н Зверев и толстый г-н Дасмаковский. Они живут в заводском поселке за оградой и уходят с «королевских» гулянок пешком, горланя любимые песенки. На сей раз в их репертуаре была: «А когда на море качка…» Песня вполне соответствовала действительности: качало их знатно, заносило то в одну сторону, то в другую, так что им на двоих едва хватало дороги, где легко разъезжаются три «КамАЗа».