Рядом стояли два стола и шкафчик поодаль. На первом столе лежали всяческие хирургические принадлежности: ножи, скальпели, плоскогубцы, щипцы и тому подобное – для устрашения жертв, подумал Вадим. Второй стол был полностью пустой. Что находилось в шкафчике, Вадим увидеть не мог. Он лежал и думал о том, что будет дальше: его будут пытать, возможно, выведают адрес подвала Марка, ведь это все, что он знал, а потом убьют. Вадим чувствовал какое-то странное смирение по отношению ко всей этой ситуации. Его совсем не пугали пытки или смерть – или, возможно, где-то глубоко в мозгу все это и пугало, но сейчас он чувствовал полную деперсонализацию. Будто бы все это происходило сейчас не с ним, а с каким-то другим Вадимом. Какого-то другого Вадима поймали в Архиве, отвезли в один из отделов Первой Полиции, подняли или спустили в лифте на какой-то этаж и прикрепили к этому разделочному столу.
И вдруг, спустя пять или двадцать часов, в комнату вошла высокая женщина с темными волосами.
– Какая интересная история… – женщина медленно шла от двери, ведя рукой по стене. – Все так интересно сложилось. Не показалось ли вам, мой дорогой друг, что вы очень легко открыли сейф в подвале Гостинария “Белый лебедь”? – женщина провела рукой по столу, словно проверяя его на наличие пыли. – Ладно, плохой пример… Может, просто повезло. А что вы скажете о том, что взлом камер там тоже сработал? Думаете, хакеры из вашей группировки настолько талантливы, что смогли бы найти лазейку в нашей системе? Или мы им просто дали возможность нас взломать?
Женщина подходила все ближе. Вадим ничего ответить не мог. То ли от того, что у него во рту находился кляп, то ли от того, что в голову ничего не приходило. Крутилась только одна мысль: Госсовет и Первая Полиция, увлекшись ощущением превосходства, позволили Сопротивлению взломать систему “Белого лебедя”. Это значит, что они дали добровольную фору, поддались – а значит, у Сопротивления было преимущество.
– Помните ту историю с девушкой?.. Елена Власова. Помните, наверное… Тогда еще вышел закон о презумпции виновности насильника. Но что интересно… Первая Полиция забыла про ваше дело на семь дней. За это время вы купили, кого нужно, насочиняли, что нужно. И вас отпустили… Думаю, что в тот злополучный вечер концентрация норадреналина и окситоцина в вашей крови поднялась так сильно, что вы и сами иногда думаете о том, для чего на нее набросились… Вы думали, мы не знаем? У нас все записано, – женщина достала какие-то бумаги из дальнего шкафчика. – А что стало с той несчастной, знаете?
Перед глазами Вадима возникла сцена изнасилования и глаза той девушки, ее грустные глаза – будто бы она с самого начала знала, что все так закончится, но все-таки позволила Вадиму поехать к себе домой и надругаться над собой. И вроде бы отчасти ей даже понравилось, но часть эта была бесконечно мала по сравнению с той болью, которую он ей причинил. Вадим вспомнил, как лежал с ней в обнимку после того, как все закончилось, перебирал ее волосы, чувствовал их запах и что-то шептал на ухо. Но Лена смотрела куда-то в сторону, она совсем ушла в себя, ничего не говорила, только хмурилась и о чем-то усиленно думала.
– Она жива, не беспокойтесь, – женщина подняла брови. – Влачит, как это говорится, жалкое существование в одном из спальных районов Города. После суда она ведь ничего не получила, вы выставили ее виноватой… – женщина посмотрела на Вадима – он не шевелился, только часто моргал и вспоминал то, о чем давно старался забыть. – Ладно, не будем о грустном. Это я так, к слову…
Женщина пошелестела бумагами из шкафчика и достала какую-то распечатку.
– Так… Все, что всегда остается с тобой – твоя душа… Ты можешь сидеть в тюрьме, но душевно быть на свободе… Знакомо? Или это: мир поддается, он гибок, как пластилин, силой вашего ума он может превратиться во все, что угодно… Для кого-то кажется дикостью жизнь южных племен, для них же дикарями кажемся мы. Доброта, злоба, справедливость, щедрость… все это определяется моралью, культурой и обществом в данном месте в данное время. Тут вы правы… почти.
Женщина посмотрела на Вадима, пытаясь понять эффект своих слов.
– Почти – не мораль, культура или общество определяют мир вокруг, а мы. Те, кто стоят выше вас – вот истинные законодатели мира, его архитекторы и созидатели, – женщина оторвалась от распечатки и посмотрела на Вадима – тот внимательно следил, не решаясь ничего говорить с кляпом во рту. – Что думаете?
Женщина вытащила кляп и бросила его на пустой стол. Вадим прошелся по рту языком и заговорил: